В прямом эфире «Эхо Москвы» Евгений Ясин, научный руководитель ГУ ВШЭ рассказывает о том, что такое конвертируемый рубль и нужен ли он России.

Листая прессу

О.БЫЧКОВА: Вот о чем я хотела бы попросить Евгения Григорьевича порассуждать на этот раз – некоторое время назад в теленовостях, в одном из сюжетов рассказывалось о том, как в Китае, в приграничных регионах, успешно ходит российский рубль, и власти официально разрешили пользоваться им напрямую, хотя, как говорили репортеры, передававшие эту историю., не факт, что от этого будут в восторге российские компании, сотрудничающие с китайским. А тема, которую я бы попросила вас обсудить сегодня – конвертируемый рубль – что это такое. И нужно ли нам это на самом деле.

Е.ЯСИН: Прежде всего, я должен сказать, что российский рубль по формальным стандартам является конвертируемым. Различаются две категории конвертируемости рубля – текущая конвертируемость, по текущим торговым операциям, и финансовым операциям. В этом случае просто если у вас имеются обменники, и вы можете спокойно придти и на рубли получить доллары, или наоборот, то это признак конвертируемости. Кстати, — если говорить о китайской валюте, юань не является конвертируемым. Вы приезжаете в Китай, вы можете получить за доллары юани, но если вы хотите потом уехать и поменять юани на доллары, вы этого сделать не можете. То же самое сейчас в приграничных районах – китайцы приравняли рубль к доллару, там рубль также можно продать, и он являются солидной валютной – по сравнению с юанем. Потому что тот не является конвертируемым. Конечно, вы видите там товары, которые можно купить за юани, при взгляде на китайский рынок внутри страны – он выглядит иначе, чем китайские товары в Японии или США, — может быт примерно так же, как в России. Кстати, у нас не так много китайских товаров в европейской части сейчас. Вы понимаете, что поменять на юани больше той суммы, которая вам точно нужна для пребывания в Китае, нет смысла. Есть полная конвертируемость – полная конвертируемость рубля возникает тогда, когда руль становится конвертируемой или вообще национальной валютной еще и по капитальным операциям — для этого должен быть полностью либерализовано движение капитала. Значит, должен быть свободный вывоз капитала, репатриация прибыли из страны, и ввоз капитала. Сегодня у нас нет полной конвертируемости – может быть, вы слышали о дискуссиях, которые ведутся между российским Союзом промышленников, предпринимателей и правительством и парламентом по поводу закона о валютном регулировании, где РСПП настаивает на дальнейшей либерализации. В принципе, эта либерализация уже касается сравнительно небольшого количества операций, например, они настаивают на том, что не нужно было бы получать лицензию Центробанка на вывоз денег, и не нужно было бы просить разрешение на получение кредитов больше, чем на срок в 180 дней, и т.д. С моей точки зрения это уже переходит в фазу более или менее технических вопросов, которые общественность может не интересовать. Тем более, что российские инвесторы, если хотят вкладывать за границу или вывозить капитал, они никого не спрашивают, и делают это, пускай незаконно, или полузаконно – но все-таки делают. Иначе бы у нас такого огромного вывоза капитала не было в течение всех этих лет. Поэтому можете смотреть – если динамика капиталов свободно колеблется, значит, практически вы имеете полную конвертируемость рубля. Тем более это верно, что в России экономика очень сильно долларизована, практически доллар, несмотря на то, что он падает, все равно остается самой распространенной валютой. Что в действительности, с моей точки зрения, интересно в рамках этой темы — это вопрос о курсовой политике. Т.е. вопрос о том, как регулировать курс рубля. Конкретно здесь и сейчас, я бы сказал. Потому что раньше у нас были какие-то другие возможности, сейчас в значительной степени эти возможности исчезли, и мы уже ими воспользоваться не сможем. О чем идет речь? Значит, представьте себе, что вы в самом начале российских реформ не вводили свободный курс рубля, так называемый плавающий курс рубля, который определяется на рынке. А вы ввели так, как сделала Эстония, а до этого, после Второй мировой войны сделала Япония и после нее также сделал Китай – зафиксировали отношение своей валюты к доллару, установили какой-то постоянный курс. Япония установила курс 360 йен за доллар в 49 году. И держала его 22 года, и это было очень выгодно для страны, потому что она, укрепляя экономику, осваивая производство все новых и новых товаров, одновременно получала возможность занижать свои внутренние издержки, тем самым предлагать на зарубежных рынках более низкие цены, и завоевывать этот рынок. Вы помните период японской экспансии на рынках Европы и Америки, когда США, которая всегда как бы бахвалится открытостью своих рынков, вынуждена была ставить ограничения на потоки импорта японских автомобилей, которые вообще вытесняли с американского рынка американскую продукцию. И тогда американцы добились добровольного квотирования, добровольного ограничения японского экспорта автомобилей в США. То же самое и в Европе. И, в конце концов, Японию принудили к тому, что она сняла контроль, отменила фиксированный курс йены, курс йены поднялся, и поскольку японская экономика была уже довольно сильной, а курс национальной валюты обычно отражает силу национальной экономики, — уважают страну, уважают ее валюту в зависимости от того, что на эту валюту можно купить в стране или за рубежом. Соответственно, японцы столкнулись с тем, что не могли больше пользоваться прежними преимуществами – сегодня соотношение не 360, а 110, оно иногда спускалось даже до 90 йен за один доллар, и это выражалось в конце концов в том, что последние 10 лет японская экономика находится в состоянии стагнации. Конечно, мы с вами об этом говорили – там очень много других причин, в том числе, связанных и с японской культурой, с традициями, и с тем, что эти традиции перестали работать на японскую экономику в период постиндустриального развития. Но это другое. Вернемся к курсу – ту же самую политику проводит Китай. Закрепив отношение юане к доллару, точнее, у них нет официального заявления, что юань стоит столько-то долларов – но они сознательно поддерживают это соотношение на одном уровне. В значительной степени поэтому они смогли благополучно пережить азиатский кризис, и, кроме того, смогли также, как и Япония до этого, организовать производство товаров, которые огромным потоком пошли на западные рынки. Значит, мы должны понимать, что в значительной степени сегодня подъем экономики Китая обусловлен потоком товаров из Китая в США и в Европу. Я почему назвал эти два рынка – потому что они самые большие и емкие, там большие деньги. Только на продаже китайских товаров в США сейчас Китай зарабатывает примерно 100 млрд. долларов – огромные суммы, и это в течение многих лет. И каждый раз, используя эти доходы, китайцы научаются производить все более качественные и сложные товары, и захватывают новые и новые рынки. И, в общем, можно им позавидовать. Сейчас, также, как раньше по отношению к Японии, американцы насторожились, и уже последовали заявления со стороны министра финансов США относительно того, что Китай должен либерализовать курс юаня, и предлагать более нормальные, более рыночные условия реализации своих товаров. Понятно, что это выгодно США, другим покупателям китайских товаров, но это невыгодно Китаю, и поэтому он будет откладывать эту меру как можно дольше, тем более, что у него еще есть большие резервы для роста, хотя уже ясно, что ему придется через какое-то время переключиться на внутренний рынок, то есть рассчитывать на доходы самих китайцев — этот рынок гораздо более узкий, и обычно, когда это происходит, когда соотношение между спросом внутренним и экспортом изменяется в пользу внутреннего спроса, в это время страна начинает терять свои конкурентные преимущества и темпы экономического роста начинают падать. Хотелось бы этого избежать, но этого избежать не удастся, в этом есть определенные закономерности, потому что рано или поздно другие страны найдут способы справиться с этой проблемой, и заставить Китай или любую другую страну войти в какие-то разумные рамки. И теперь вопрос — что, собственно, мы могли бы делать в этих условиях? Вот есть такое предложение, очень активно пропагандируемое моим коллегой, А.Илларионовым, о том, что мы должны делать так же — мы должны понижать курс рубля. А вместо этого он у нас растет. И понятно, что если бы он снижался, то повышалась бы конкурентоспособность, — ну, сравнительная – качество товаров от этого не улучшается, но сравнительные издержки падают. Поэтому импорт удорожается, поэтому меньше привозят иностранных товаров, российские производители чувствуют себя более вольготно. И при этом мы имеем возможность посмотреть на опыт Казахстана, который во многих отношениях может являться для нас примером. Ну, обычно подчеркивается то обстоятельство, что там низкий курс тенге, и высокие темпы экономического роста, — реже обращается внимание на то, что Казахстан провел те реформы, которые мы не провели, например, мы еще разговариваем про пенсионную реформу, а он уже ее провел. Мы еще разговариваем про реформу ЖКХ и про то, что у нас бедное население, и что мы должны его как-то щадить и так далее, а казахи уже провели, — они пожалели свое население, два года оно страдало, потом приспособилось, и сейчас они пользуются преимуществами того, что у них в ЖКХ нормальная рыночная экономика. И так далее. Но вернемся к тенге. Дело в том, что у нас курс по отношению к покупательной способности валюты занижен примерно в три раза. Что это означает? Это означает следующее – если мы возьмем реальный рыночный курс рубля по отношению к доллару, и сравним его с паритетом покупательной способности — т.е. со стоимостью некоторого набора товаров, оцененных в долларах, в ценах, которые есть в США, и в ценах, которые имеются в России, то мы обнаружим, что отношение рыночного курса к этому паритету покупательной способности будет примерно три. Россия находится где-то в середине этого списка стран, построенного по убыванию уровня экономического развития. Соответственно, вот это три – это середина и соотношение реальных курсов валют. И если мы берем верх этого списка, то во всех развитых странах соотношение примерно равно единице, а внизу обычно разрыв в 7 или 6 раз между рыночным курсом и паритетом покупательной способности. Конечно, с самого начала мы могли сделать так — взять и в 92-93 гг. зафиксировать курс рубля по отношению к доллару, и держать его в течение всего времени – так, как сделали другие. Но я хочу напомнить вам, что Россия до этого была закрытой страной, здесь был страшнейший дефицит товаров, мы были крайне заинтересованы в том, чтобы пошел импорт. Я напомню радиослушателям, что до 93 г. в Росси были бюджетные субсидии на поддержку импорта – сейчас это даже трудно себе представить. Но в Советском Союзе импорт продовольствия, зерна и мяса субсидировался все время, и это связано было с тем, что поддерживался высокий официальный курс рубля, и не хватало продовольствия. И тогда это считалось нормальным. Потом плановая экономика, дефицитная экономика сменилась рыночной, и очень трудно даже воспринять те перемены, которые при этом произошли. Одна из показательных страничек – это отмена импортных субсидий – мы просто даже наоборот сегодня говорим, — какие субсидии, мы говорим — повышайте импортные пошлины, чтобы оградить российского производителя — это как раз характерно для рыночной экономики – это протекционизм, слабая экономика выставляет барьеры по отношению к более дешевым или более качественным иностранным товарам. Но в то время, в 2 г., говорить о каких-то барьерах было невозможно – вспомните полки наших магазинов. Просто мы были спасены тем, что страна была открыта, в течение короткого времени сюда хлынул поток импортных товаров, разные компании повезли импортные товары, и челноки поехали, и мы как-то очень быстро почувствовали, что ситуация изменилась. Но тогда наши российские производители почувствовали, что теряют рынки, и стали вести себя по-другому, они, во-первых, стали организовывать производство товаров, которые можно продать, во-вторых, они лоббировали перед правительством, чтобы вводили торговые барьеры, чтобы останавливали потоки продукции, и т.д. Т.е. появилось нормальное рыночное поведение. Но пока это нормальное рыночное поведение появилось, мы уже потеряли тот момент, когда мы могли закрепить другое соотношение рубля и доллара. Мы могли бы установить такое соотношение даже в 94-95 гг. По существу, введение валютного коридора в 95 г. было такой же самой акцией. Я напомню, что оно было введено в середине 95 г., а с начала 95 г. все время падал доллар и укреплялся рубль Проблема была в том, что тогда рубль оказался уже завышенным. Сделать так, чтобы мы его теперь опять опустили – как? Я не знаю, как. Если у кого есть рецепты — пускай они предложат. Пока я ничего другого кроме того, чтобы напечатать побольше денег, и устроить инфляцию, — я никаких возможностей не вижу. Но на это никто не согласен, и никто этого не предлагает. Поэтому сегодня, тем более, что в России очень слабая конкуренция на нашем внутреннем рынке, и потребители из-за этого страдают, а производители не имеют достаточно стимулов для развития – уже возвращаться к вопросу о том, чтобы мы могли у себя воспользоваться японским или китайским опытом – поздно. Надо наоборот усиливать конкуренцию, бороться с инфляцией, добиваться укрепления экономики. А укрепление экономики, захотим мы этого, или нет, все равно будет вести к укреплению национальной валюты.

Источник: «Эхо Москвы»

Поделиться ссылкой:

Добавить комментарий