В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» президент фонда «Либеральная Миссия», бывший министр экономики РФ, научный руководитель Государственного университета Высшей школы экономики Евгений Ясин
«…Я надеюсь, что в ближайшее время, может быть, в 10 лет,
О.БЫЧКОВА: Давайте мы сегодня поговорим о деньгах и вспомним все эти попытки денежной реформы, которые были в последние годы в России, начиная с павловской реформы, которую до сих пор понимают недобрым словом.
Е.ЯСИН: Очень благодатная тема, спасибо, что вы ее предложили. История денежных реформ в России довольно длинная. Я просто напомню, что первая значимая денежная реформа, которую сейчас вспоминают, была реформа Витте, в которой был введен золотой стандарт. Это было в конце прошлого века, и это нормализовало ситуацию на финансовом рынке в России. Она была успешная, и предпринималась она с целью прекратить выпуск необоснованных ассигнаций, как тогда называлось, то есть бумажных денег, и обращения к золотому стандарту. Тогда золотой стандарт еще действовал. В итоге – укрепление национальной валюты, связанной с золотом, и определенное положительное воздействие на экономику на приток инвестиций и т.д. Потом другие были времена, вернулись к печатанию ассигнаций в большом количестве в 17-м году, в 16-м году во время войны. И новая жизнь началась в Советской России с реформы денежной 24-го года, когда опять была уже определенная стабилизация. Она тоже была успешной, тоже вводился золотой стандарт и т.д. Но недолго музыка играла, скоро опять индустриализация, коллективизация, и все это требовало денег, в том числе за счет печатного станка. Последняя по времени в советскую эпоху денежная реформа была в январе 91-го года. Ее проводил Валентин Сергеевич Павлов, тогдашний премьер-министр, последний премьер-министр СССР, и если помнят радиослушатели, это был обмен крупных купюр. Идея была такая, что денежная реформа должна была быть частью реформирования экономики Советского Союза в целом. Мы должны были снять инфляционный «навес», то есть излишек денежных средств на руках у населения. То есть эта реформа носила заведомо конфискационный характер, и она должна была ограничить денежную массу перед повышением цен. Но неудачи состояли в том, что повышение цен было административное, и оно было не сразу вслед за денежной реформой. Реформа была в январе, а в апреле только были повышены цены, и можно сказать, что, конечно, это событие осталось в памяти у очень многих людей, но никакой позитивной роли в развитии нашей страны, нашей экономики это не сыграло, потому что 91-й год был год совсем других ярких событий — борьба центра и республик, распад Советского Союза. Проводить какую-то осознанную целенаправленную экономическую и денежную политику было практически невозможно, и в общем для российской и для советской экономики этот год был потерян. Если мы вспоминаем, то только потому, что денежная реформа, как и все другие, носила конфискационный характер и подрывала доверие к государству. Я забыл еще одну реформу – 47-й год, когда после войны надо было собрать денежную массу и т.д. Каждый раз реформы носили конфискационный характер, и поэтому всякий раз, когда российскому гражданину говорят, что денежная реформа должна поспособствовать экономике, он всегда держится настороже и относится к такого рода мероприятиям с подозрением. Я сейчас вспомню еще одно событие – деноминация 1961 года, когда все цены, все зарплаты – все было уменьшено в 10 раз, тем более, это очень похоже было на то, что мы переживали с 1 января 98-го года – тоже была деноминация. Но вот с 61-го года я до сих пор помню основной эффект – что все сократили в 10 раз, но пучок укропа как стоил до реформы 5 копеек, так он стоил 5 копеек и после этой денежной реформы. То есть цены все-таки подскочили, и подскочили довольно существенно, несмотря на все предупреждения. Правда, речь может идти только о ценах колхозного рынка, потому что никаких других нормальных цен в повесткой стране не было. Поэтому пучок укропа оказывается таким примером, который помнят, наверно, все, кто в это время жил. И последнее мероприятие – я его хорошо помню и знаю, потому что в это время моя дочь работала в Центральном банке, все время проводила пропаганду этой деноминации и доказывала гражданам, что не надо бояться, что ничего не случится и что просто речь идет о том, чтобы снять последствия высокой инфляции 92-95 годов как признак нормализации, что мы опять сможем иметь дело с тем масштабом цен, с которым мы имели дело всегда.
О.БЫЧКОВА: А есть такие точные математические показатели, когда государство принимает решение, что эти пара или тройка нулей оказываются уже лишними и надо менять деньги? Есть какие-то точные данные, когда с какого-то момента нужно менять нули?
Е.ЯСИН: Нет, ничего похожего нет. Есть целый ряд стран, в которых была инфляция и цены выросли очень сильно, и никакой деноминации не проводили. Например, Италия. Самая маленькая денежная единица, точнее, бумажка – это 1000 лир. И там просто забывают о существовании трех нулей, все говорят в других единицах, но официально вы всегда видите эти все нули. В Японии — то же самое. Масштаб очень большой. В Турции я в этом году был, и честно сказать, у меня желание менять даже рубли на турецкие лиры не возникало, потому что такое ощущение, что уже завтра эта лира будет стоить дешевле, они там с большим количеством нулей. Это нам все хорошо известно по 92-93 году. Хотя темп инфляции в Турции существенно ниже, примерно 80% в год, это означает, что обесценивание национальной валюты на 80% — примерно на столько же вырастают потребительские цены.
О.БЫЧКОВА: Все-таки каждая деноминация, каждая денежная реформа, наверно, преследовала разные цели, но какая-то одна цель все-таки была в каждом случае своя. Можно ли так классифицировать?
Е.ЯСИН: Можно. Я уже обращал внимание на то, что при советской власти любая денежная реформа, даже при самых лучших намерениях властей, носила конфискационный характер. Имелось в виду, чтобы с помощью денежной реформы, переоценки и т.д., понизить уровень реальных доходов населения и отобрать определенное количество денег. Я не могу осудить тогдашние власти за осуществление такой политики, потому что сама социалистическая экономика плановая порождала дефицит, избыток денег при недостатке товаров и постоянно возникала нужда время от времени что-то такое предпринимать для того, чтобы образовавшиеся у населения необеспеченные деньги «стерилизовать», то есть сделать их неопасными для экономики. Но это была природа советской системы, тут при желании даже кроме как ликвидировать плановое хозяйство ничего придумать было нельзя. Если существует плановое хозяйство, значит, обязательно будут происходить такие вещи. Тогда рассказывали такой анекдот: «Что будет, если в пустыне Сахаре устроить Госплан?» Сначала отвечали: «Ничего не будет». А потом — «Не будет хватать песка». Это как раз из этой области. По понятиям плановой экономики, нехватка песка, то есть товара, некоего ресурса, означает избыток денег, вот и все. Значит, это созревающие условия для очередной денежной реформы. То же самое было в 47-м году, в 61-м и в 91-м. Но последняя наша деноминация – это нельзя назвать денежной реформой – тоже было в 10 раз сокращение, причем это уже было в условиях рыночной экономики. Цель была другая – не конфисковать часть сбережений у населения, но успокоить людей. Я бы сказал, что в то время очень важным было и казалось людям, которые принимали решения в области макроэкономической политики, что сейчас нужно переломить психологическую ситуацию, создать у большинства людей ощущение, что основные реформы позади, что мы уже добились финансовой стабилизации, у нас позади рыночная экономика — в общем, начинается нормальная жизнь. И для наших граждан символом такой нормальной жизни являлось то, что он мог пойти в магазин и сделать покупки, где в расчетах присутствовали копейки, где цены выражались в рублях, в десятках рублей, но не в тысячах, не в миллионах и т.д. И тем самым было желание показать, что все, тот период, когда мы обращались с суммами большими и большими нулями, уже позади. Надо сказать, что этот успокоительный эффект достигнут не был, вернее, можно сказать так, что те волнения, которые имелись у граждан еще в сентябре, когда было объявлено о будущей деноминации, были сняты. Была довольно энергичная пиаровская кампания с объяснениями, со всякими штуками, которые умеют делать на радио и телевидении, «Эхо Москвы», по-моему, в этом активно участвовало. Объяснили людям, что бояться нечего, не надо бежать в сберкассы или в банк, забирать деньги, срочно менять их на доллары. Все объяснили, что не надо. Но все-таки одно упустили – что эти психологические воздействия недостаточны для того, чтобы нормализовать ситуацию в экономике, если у вас колоссальный бюджетный дефицит, который закрывается с помощью выпуска ценных бумаг под очень высокие показатели доходности. То есть тогда работала пирамида ГКО, и эта деноминация решить эту проблему не могла.
О.БЫЧКОВА: Неужели не было никаких других задач у этой деноминации кроме как создать психологический климат в стране и больше ничего?
Е.ЯСИН: Я так считаю. Можно было бы найти что-то другое, но я, честно говоря, не вижу. Других оснований не было. И сам я был сторонником такой деноминации, потому что в действительности (и сейчас так же, кстати) это ощущение нестабильности, ощущение того, что что-то опять будет происходить, все время присутствует в головах россиян. Они в зависимости от этого строят свое поведение. Они меняют деньги, рубли на доллары, они стараются вывести что-то где-то, чтобы это не пропало. Это рефлекс от всех этих реформ, который происходил раньше, и он не ушел. Переломить ситуацию нам все равно нужно. Другое дело, что с этой целью проведения деноминации не достигло цели.
О.БЫЧКОВА: И в конечном счете, ожидания людей оказались справедливее, чем обещания государства, потому что потом случился кризис 98-го года.
Е.ЯСИН: Да, и все те позитивные моменты, которые были достигнуты в процессе проведения этой деноминации, вылетели в трубу. Потому что мы оперировать стали с небольшими суммами, но ситуация не улучшилась. Я хочу закончить эту тему тем, что все-таки мы сегодня пользуемся ценами, которые выражены в рублях и в десятках рублей, но не в цифрах с бесконечным количеством нулей. Поэтому все-таки нельзя сказать, что вообще прошло бесследно без каких-то позитивных результатов. Но с другой стороны, все-таки произошла девальвация, примерно в 2,5-3 раза цены выросли и обесценились опять наши сбережения. Это не связано с деноминацией. Я надеюсь, что в ближайшее время, может быть, в 10 лет, ничего похожего на денежные реформы у нас больше не будет.
Источник: «Эхо Москвы»