Армия non grata
Прежде всего обращает на себя внимание позиция генералитета, командования армии, заключающаяся в попытке скрыть все, что произошло, корпоративной самозащите, полной и глухой обороне. Даже не столько личной, не столько шкурной самозащите, сколько именно корпоративной.
Как заявлял один из генералов, комментарий которого я услышал: пресса раздула этот случай и сделала из пустякового дела сенсацию, что является частью планомерных действий по уничтожению или развалу российской армии.
Это очень интересное соображение, которое показывает, что генералитет, армия, министр обороны отстаивают именно сложившуюся систему — модель армии, которая представляет собой ухудшенный вариант советской. Армии не как определенного института по защите национальной безопасности, обороны и прочее, а как модельного института тоталитарной системы.
У них существует представление об обществе как казарме, как функциональной системе централизованного насилия и подчинения, и об армии как о мобилизационном институте, выполняющем очень важные социальные функции дисциплинирования, подчинения, оправдания всего репрессивного аппарата. Именно поэтому такая сильная корпоративная самозащита, и именно поэтому каждый такой случай, далеко не единичный, но системный, вызывает у образованной части общества некоторый шок и волнение, побуждая к критике армии как целого.
По существу речь идет о том, что эта модель армии абсолютно не эффективна, изжила себя и должна быть просто разрушена. А на ее месте создана совершенно новая, современная армия, отвечающая современным задачам — гибкая, мобильная, небольшая, профессиональная, хорошо образованная, владеющая современными военными технологиями.
Та армия, о которой мы говорим — то есть российская и постсоветская армия — это мобилизационная армия с устаревшей техникой, с устаревшими задачами, разваливающаяся или полуумирающая. Абсолютно не дееспособная. И насилие в ней — просто часть элемента управления. Низкое профессиональное образование офицеров, их крайне ограниченные ресурсы управления, заставляют перекладывать всю ответственность на солдат второго года службы или сержантов, не обладающих необходимыми ресурсами и средствами воспитания и обучения солдат, кроме голого принуждения и насилия, что собственно и создает такие вот варварские формы самоорганизации как дедовщина. Дедовщина ведь не случайная вещь, это не отдельные эксцессы, но один их механизмов самоорганизации разваливающейся армии.
Данный случай — естественное и логическое проявление разложения и медленного умирания института. Собственно нынешнее военное командование — это государственные преступники, в точном смысле слова. Ради шкурных интересов поддерживающие чрезвычайный уровень насилия. Ну, и в каком-то смысле, поддерживающие всю модель авторитарного консервативного правления, которое мы сегодня имеем.
Однако, возникает следующая проблема. Если мы сейчас переведем эту армию на контрактную основу, то мы получим армию наемников или бандитов. Мы должны не просто сократить, но разогнать всю эту армию и создать на ее месте новую, совершенно другую. Человеческий материал, который сейчас может охватить армия — это дно. Она захватывает наиболее консервативную, бедную, необразованную часть населения. Если мы не будем призывать именно этот контингент, он будет работать в селе, в малых городах, поддерживать очень бедные семьи, которые нуждаются в дополнительном заработке.
Зачем их надо гнать в армию? Экономически это чрезвычайно тяжело для общества, к тому же и абсолютно невыгодно. Есть соответствующие расчеты экономистов, которые показывают, что тягло или крепостная повинность на низшие слои общества намного выше, чем экономический эффект от откупа или выкупа парня, отвязывания от армии для более обеспеченных слоев. Для бедной семьи отправить молодого работника, который, действительно, вносит очень серьезный вклад в семейный бюджет, очень тяжело. Причем гораздо тяжелее, чем для семьи, где родители с высшим образованием и хорошо зарабатывают.
Призывная армия подрывает и истощает именно наиболее нуждающиеся, бедные слои общества, которые в принципе не могут подняться наверх. Нынешняя армия имеет массу негативных последствий, но, среди прочих -и тяжелый эффект консервации бедности и социальной дезорганизации.
Ни с моральной, ни с человеческой, ни с социальной, ни с политической точки зрения эта армия не имеет никакого позитивного эффекта, не имеет смысла и общественного оправдания своего существования.
По нашим опросам, если брать только молодых, то до 75 % молодежи не хотят служить. И только, действительно, самые нуждающиеся, самые депремированные слои соглашаются на это. Но соглашаются с неизбежностью, и, поскольку у них нет средств откупиться, идут служить совершенно обречено. Плюс еще для этих слоев армия играет роль традиционного канала вертикальной мобильности, условия, позволяющего выскочить из этой среды, оторваться от нее, разорвать рутинные связи с деревней или малых городов — переехать в город, или остаться в городе после срочной службы. Но, все-таки, для очень небольшой части хронически депрессивной социальной среды, не для всех.
Среди всего населения в целом порядка 60% считают, что надо переходить, к контрактной армии. Население, в общем, очень плохо представляет себе модель контрактной армии, но вместе с тем, ясно понимает, что модель действующей армии уже изжила себя. Она не в состоянии обеспечить ни задачи обороны, ни национальной безопасности. Как бы мы не относились к войне в Чечне, самой по себе аморальной, но даже там, армия не в состоянии обеспечить цели самой власти и это видно. Армия становится мощнейшим источником национальной угрозы.
Я уже не говорю о таких последствиях, как разлитое послеармейское насилие, когда люди, прошедшие такую школу жестокости, пытаются вписаться в нормальную жизнь и привносят с собой огромный запас диффузной агрессии и насилия, как средства разрешения человеческих проблем и конфликтных ситуаций, что очень негативно сказывается на состоянии общества.