Незаданный вопрос
Встреча Джорджа Буша и Владимира Путина в Братиславе состоялась в момент, когда обоим лидерам становится все труднее скрывать растущее взаимное раздражение и притворяться, что они являются «стратегическими партнерами по совместной борьбе с международным терроризмом».
Впервые их встрече предшествовала трехдневная заочная философская дискуссия по вопросам демократии. Дж. Буш заметил, наконец, что концепция «управляемой демократии», практикуемой его другом Владимиром не вполне соответствует, мягко говоря, стандартам элитарного клуба развитых европейских демократий.
Кандидат экономических наук В.В. Путин принял этот академический вызов и в духе восточных единоборств использовал энергию оппонента для усиления собственного тезиса. Да, подтвердил он, у нас особый склад демократии, адаптированный к нашим национальным традициям и историческим обстоятельствам.
Тезисы о нашей посконности, самобытности, соборности и Особом Пути, секретный план которого хранится в Особом Отделе, всегда ласкали наше национальное самолюбие. В задачу настоящей статьи не входит подробный анализ текущего момента нашего Особого Пути. Замечу только, что никакой посконности в нашей полупаскудной демократии нет. Это модель достаточно распространенная в ХХ веке в развивающихся странах третьего мира (Мексика, Индия, Южная Корея). Во всех этих странах в течение десятилетий формально существовали парламент, оппозиция, проходили выборы. Но результаты выборов были известны заранее и власть передавалась путем наследования. Модель эта была политической надстройкой авторитарной модернизации – перехода от аграрного общества к индустриальному. Во всех случаях она оказалась органично неспособной решать следующую задачу – прорыва в постиндустриальную стадию. И все вышеперечисленные страны от нее отказались.
К. э. н. В.В. Путин просто ошибся веком. Если бы перед Россией, как в 30-х годах прошлого века, стояла задача рыть каналы и котлованы великих строек индустрии, ему бы не было цены. Но в сегодняшних реалиях его понимание демократии обрекает Россию на застой и маргинализацию. Однако, в конце концов, это наша проблема, а не американская.
То, что «чекизм» (термин, торжественно введенный в политический оборот как брэнд новой национальной идеи одним из ближайших друзей и соратников российского президента генералом В. Черкасовым) и европейское понимание демократии разделяет все увеличивающая пропасть, очевидно и в Москве, и в Вашингтоне и в Брюсселе. И никакие заочные или очные дискуссии о демократии этот разрыв не уменьшат.
Актуален другой вопрос. Могут ли Россия и США, Россия и Запад при таком расхождении в базовых политических ценностях быть партнерами или даже союзниками в решении актуальных задач своей внешней безопасности. История дает на него в принципе положительный ответ. И Дж. Буш, и В.В. Путин любят повторять, что нашим странам объявлена война. Тем более уместна аналогия со второй мировой войной, в которой наши страны были союзниками. Судя по сегодняшней ситуации в Ираке, Афганистане, на Северном Кавказе, где исламистские фундаменталисты действительно ведут войну против Запада и России, мы в этой войне еще очень далеки от 1945 года. Скорее мы где-то в 1942. Если бы в 1942 И. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль сосредоточились на обсуждении своих идеологических разногласий и особенностей внутреннего политического устройства наших стран, исход второй мировой войны мог бы быть совсем иным.
А как отвечают на этот вопрос сегодняшние политики? Сенаторы Маккейн и Либерман отрицательно, требуя исключить Россию из «большой восьмерки» и махнуть на нее рукой как на потенциального союзника.
Администрация президента Дж. Буша не готова согласиться с такой радикальной точкой зрения. Мне кажется, уже не сколько потому, что рассчитывает на какие-то большие дивиденды от российско-американского партнерства, а скорее потому что полагает, что «отвергнyтая» Западом путинская Россия, нашпигованная оружием массового уничтожения, может встать на путь сотрудничества с самыми одиозными режимами. Скандальная продажа ракет Сирии покажется тогда цветочками. Лучше уж иметь непростого друга Володю хоть под каким-то присмотром в G8.
С российской стороны взгляд на российско-американское партнерство так же претерпел за последние три с половиной года значительные изменения. Звездным часом этого партнерства была афганская операция. Вопреки мнению большинства своего окружения и российского политического класса в целом В. Путин оказал максимальную поддержку США в ее проведении.
В результате не потеряв ни одного солдата, а использовав потенциал единственной в мире супердержавы, он решил важнейшую задачу безопасности России. Была предотвращена угроза вторжения исламистских радикалов в Ферганскую долину и дестабилизация всего южного предбрюшья России. Может быть впервые в русской военной истории кто-то сделал за нас грязную работу. Обычно все было как раз наоборот.
Россия на практике обнаружила, что США как союзник могут стать в XXI веке эффективным инструментом для решения задач российской национальной безопасности. Президент раньше и лучше других в своем окружении оценил новые реальности и новые возможности. Это новое знание могло кардинальным образом изменить геополитическое мышление российского политического класса.
Однако травма поражения в холодной войне породила глубокий комплекс в коллективном подсознании российского политического класса. Для значительной его части США все еще остались смыслообразующим противником, в героическом противостоянии которому выстраивались и, наверное, еще долго будут выстраиваться все мифологемы российского внешнеполитического сознания.
Поэтому курс В.В. Путина на стратегическое партнерство с США с самого начала натолкнулся на глухое сопротивление российской политической «элиты». И осенью 2004 года мы увидели уже совсем другого Путина. После Беслана, обращаясь к «братьям и сестрам» он объяснял, что террористы всего лишь инструмент в руках более могущественных наших врагов, «которые все еще рассматривают ядерную Россию, как угрозу, стремятся максимально ослабить ее, а если удастся то и отхватить от нее наиболее лакомые куски».
Если у кого-то еще оставались сомнения, кого же имел в виду господин президент, то десятки леонтьевых и пушковых уже полгода разъясняют с телевизионных экранов, что за спиной исламских террористов стоит Запад, и прежде всего США. Можно только догадываться, насколько этот бред отравляет общественное сознание и какое отношение к нашему «стратегическому партнеру» порождает у граждан России.
Дж. Буш задает своему другу Владимиру совершенно не относящиеся к сути дела вопросы: зачем ты решил назначать губернаторов? зачем ты держишь в тюрьме М. Ходорковского? На подобные вопросы уже несколько столетий назад очень искренне и даже несколько удивленно ответил кому-то из своих партнеров по тогдашней большой восьмерке царь Иван IV: «а холопьев своих казнить и миловать мы вольны». С тех пор установки кремлевских правителей по проблеме вертикали власти принципиально не менялись.
Гораздо продуктивней для будущего российско-американских отношений, а значит и безопасности и России и США могло бы оказаться обсуждение другой проблематики. Дж. Бушу давно следовало бы спросить у В.В. Путина, хотя бы из любопытства: «Владимир, ты действительно полагаешь, что я посылаю террористов убивать твоих детей? Если это недоразумение, если тебя не так поняли, то объясни это, пожалуйста, своему народу. Ну, а если ты действительно так думаешь, то о чем мы с тобой тогда здесь разговариваем, и какого черта мы здесь вместе валяем дурака».
Такого разговора в Братиславе не произошло. Стратегические партнеры заученно поулыбались перед камерами и разошлись, каждый со своим утяжелевшим грузом раздражения, недовольства и растущей подозрительности друг к другу.