Равнение на Ататюрка
В Турции произошло самое крупное публичное мероприятие за всю ее историю. В минувшие выходные в Анкаре у мавзолея Ататюрка собралось на митинг, по самым скромным подсчетам, почти четыреста тысяч человек. Помню, как математичка в школе ругала пренебрежительно ребят поглупее «турками». На фоне всех вместе взятых маршей в Москве и Санкт-Петербурге, стоило бы задуматься – кто же «турки» — мы или они? Но это, так, к слову.
Собравшиеся в Анкаре протестовали против возможного избрания Тайипа Эрдогана, нынешнего премьера Турции, президентом. Опасения у них вызывала не столько личность, сколько взгляды главы кабинета, его политическая ориентация. Эрдоган – пусть и весьма-весьма умеренный, но исламист. Общественность возмутила возможность появления на президентском посту нетвердого сторонника светского пути развития страны.
Факт примечательный – в стране, которая столетиями служила опорой мусульманского мира в его противостоянии с «неверными», чьи правители считали себя хранителями зеленого знамени пророка, стремление к секуляризированной жизни так сильно, что способно собрать сотни тысяч людей вместе.
Толпа перед Аныткабиром – мавзолеем основателя современного турецкого государства, размахивала портретами Кемаля Ататюрка. К его заветам, к его памяти обращались собравшиеся, стремясь противостоять натиску исламистов. Университетские профессора, надев академические регалии, держали в руках изображения бывшего офицера султанской армии, родившегося в Македонии от совершенно безграмотной матери, любившего выпить, сурового, а подчас жестокого правителя.
Это заставляет призадуматься о подлинном успехе политика, о гримасах истории и ее парадоксах. Турецкий Петр I, каким считается Ататюрк, не был интеллигентом, тем более – интеллектуалом. В отличие от многих других реформаторов и революционеров, он не мечтал с детства преобразовать мир и облагодетельствовать человечество. Решительной ломкой привычных основ жизни турецкого общества он занялся, скорее, по необходимости, став стихийным выразителем воли масс. Точнее, он уловил желание турок восстановить былую мощь и славу, и смог направить это желание туда, куда счел необходимым.
После поражения в Первой мировой войне, Турция должна была стать жалким обрубком от Османской империи, запад Малой Азии отходил к грекам, восток – к армянам (по решению творцов Версальской системы Великая Армения должна была занимать площадь раз в семь больше нынешней). Но, возглавив борьбу за величие нации, Ататюрк – тогда еще Кемаль-паша, смог уберечь свой народ от соблазнов реставрации империи. Революционная энергия была обращена вовнутрь, а не вовне.
И вот тут стоит сопоставить действия Ататюрка с политикой Ленина и Мао, чьи великие страны также пребывали в ничтожестве, на момент захвата власти последними. Знаменитый английский историк Пол Джонсон ставит нашего героя в один ряд социальных инженеров, поломавших судьбы миллионов людей, таких как вышеупомянутые вожди, как Сукарно, Сталин или Насер. Сдается, что вердикт британца поспешен. Как ни странно, но социальная инженерия Ататюрка, оказалась весьма успешной, имеющей долгосрочные последствия с надежным фундаментом.
Будучи прагматиком, а не теоретиком, он смог не поддаться на искушения тоталитарных идеологий, безответственного национализма, и антикапитализма. Его реформы были решительными и радикальными, но не направленными против нормального функционирования общества. Он не отнимал у крестьян землю, у предпринимателей — собственность, не вводил единой всеохватной идеологии. Благодаря Атаюрку Турция стала единственным примером превращения мусульманской страны в светское государство, где спустя семьдесят лет после его смерти армия и чиновничество строго стоят на соблюдении отделения религии от государства.
Недаром в СССР не принято было особенно упоминать о нем, поскольку пример Ататюрка являл привлекательную альтернативу советскому коммунизму. Тот же Неру с восторгом писал из тюрьмы своей дочери Индире о великих успехах турок и их вожде. Конечно, армяне и курды вряд ли бы разделили восторги Неру. Оборотной частью кемалевского этатизма стало подавление национальных меньшинств, да и, вообще, политических свобод. Но в исторической перспективе кажется очевидным преимущество проживания под властью кемалистов, чем коммунистов или исламистов, для тех же курдов. В Турции курд, не выпячивая свою национальность, мог стать генералом или депутатом парламента. В СССР его ждала ссылка в Среднюю Азию – в плане зачистки пограничного предполья от ненадежных элементов. В Иране при Хомейни – насильственная ломка традиций.
Сегодня же антикурдские запреты в Турции почти полностью сняты, а страна настойчиво стучится в Евросоюз, куда Россию никто пока не ждет, как скажем, и Украину. Прогресс по сравнению с Турцией столетней давности, находившейся под гнетом султана Абдул-Хамида, разителен. Все это стало возможным благодаря Ататюрку. В соседнем Иране шах Реза Пехлеви пошел по пути кемалистской Турции, но успех оказался лишь частичным. Светскость ни ему, ни его сыну привить не удалось, и после полувека эксперимента, все рухнуло с приходом Хомейни. Сегодня в Тегеране демонстрации если и проходят, то для того, чтобы проклясть Запад.
Оглядываясь в историю XX века, с его реками крови и безумными диктаторами, желавшими добра, но творившими одно лишь зло — в противоположность гётевскому Мефистофелю, нельзя не отметить фигуру Ататюрка. Тогда как Ленин, Сталин, Мао, Хо Ши Мин, Тито, давно неактуальны для сограждан, слово и дело Ататюрка живет в сердцах турок. Его портреты — в папахе и гимнастёрке, держали в руках тысячи интеллигентов-пацифистов, надеясь авторитетом генерала подкрепить свой протест.