Символы неоимперской реставрации
Перемена государственных праздников, инициированная с подачи администрации президента группой религиозных деятелей, отчетливо продолжает ту логику работы с национально-исторической символикой, которая была заявлена несколько лет назад, когда Россия вернулась к сталинскому гимну. Казалось бы, речь идет о движении в разные, если не в противоположные, стороны – тогда страна возвращалась к символам советского времени, теперь отказывается от них. Но в рамках идеологии неоимперской реставрации эта разница, по сути, несущественна на фоне куда более глубинного сходства – речь идет о замене наследия революции, будь то коммунистическая революция 1917 года или антикоммунистическая 1991, знаками державного самоутверждения.
Любопытно, что из всей длинной истории окончания Смуты, ополчения Минина и Пожарского и воцарения династии Романовых выбрана именно дата 4 ноября, не бесспорная в историческом отношении, но зато максимально близкая к старой. Смысл этого выбора состоит в том, чтобы большинство жителей страны, для которых 7 ноября давно уже представляет собой вполне деиделогизированный повод выпить и закусить на выходной, по возможности, почти не почувствовали перемен. Несомненно, что в конечном счете так и получится. Большинство населения будет охотно садиться за стол 4 ноября, а потом на 7 повторит мероприятие по случаю «старых октябрьских» и будет при этом, безусловно, в своем праве. Вместе с тем, символическим изменениям, как мы уже убедились на истории с гимном, свойственно отчетливо выражать важные общественные процессы и свидетельствовать о направлении развития.
Мне доводилось специально заниматься историей возникновения культа Минина и Пожарского. В принципе историю нижегородского ополчения можно трактовать как потрясающий пример способности граждан страны к самоорганизации, своего рода прообраз гражданского общества. Однако в начале XIX века, когда в эпоху наполеоновских войн память об освобождении Москвы была востребована идеологами национальной мобилизации, эта, сильно подзабытая к тому времени, коллизия была оркестрована совершенно иначе. На первый план была вынесена идея органического единства народного тела, исторгающего из себя западническую заразу и вообще все чуждое и наносное, преодолевающего неизбежные внутренние противоречия и добивающегося победы над врагом под руководством посланных богом вождей. Одной из жертв этого идеологического поворота стал великий русский реформатор Михаил Сперанский и его планы модернизации России. У меня нет особых сомнений, что сегодняшнее обращение к теням гражданина Минина и князя Пожарского обозначает в высшей степени сходные процессы. Не случайно воскрешение этих преданий совпало с началом разговоров о существовании в нашем обществе «пятой колонны».
У смены государственных праздников есть и еще один аспект. В нашем общественном сознании, пораженном тяжелой амнезией, историческая память о большевистской революции все-таки еще жива. В послесоветское время отмечание 7 ноября приобрело довольно плюралистический характер. Одни праздновали дату великого, хотя, в конечном счете, и сорвавшегося прорыва к царству всеобщей справедливости, другие поминали день национальной трагедии. В сущности, речь шла о серьезной дискуссии о еще волнующем страну прошлом. Теперь в очередной раз реальную и живую память об историческом событии пытаются заменить симулякром. Что произошло 4 ноября 1612 года, не знает решительно никто, и гражданам страны можно будет впарить любую туфту. Под видом восстановления исторической памяти по ней наносится новый удар.
Писать все это мне нелегко. Не то что двадцать, но и десять, и пять лет тому назад, я и помыслить не мог, что буду сожалеть об отмене празднований 7 ноября. Я и сегодня считаю произошедшее в тот памятный день главной причиной всех несчастий, которые довелось пережить моей стране за прошедший век, и в том числе той ползучей реставрации, которая происходит уже в новом веке. И все же моим единомышленникам–антикоммунистам не стоит обольщаться. Принятые решения – не запоздалый кивок в нашу сторону после принятия сталинского гимна, а дальнейшее идеологическое оформление взятого тогда курса.