КОВИДНЫЙ АБСЕНТЕИЗМ: АВТОРИТАРНЫЙ РЕЖИМ И ОБЩЕСТВО ПЕРЕД ЛИЦОМ ПАНДЕМИИ
1. От администрирования — к манипуляции, от мобилизации — к недоверию
Первая реакция российского правительства на вызов пандемии была достаточно быстрой и решительной. Уровень ограничений, введенный в России в конце марта 2020 года, был выше, чем в большинстве стран мира и чем в большинстве европейских стран (см. об этом в материале Е. Гурвича выше). Соответственно, и эффект был впечатляющим: несмотря на то, что эпидемия уже бушевала в столичном регионе, в целом по стране избыточная смертность, как показывает исследование Т. Михайловой, была отрицательной в марте и минимальной в апреле. Причиной столь решительной реакции, возможно, было традиционное внимание российских властей к стратегиям Пекина, который вводил сверхжесткие карантины, но еще более вероятно — опасения за судьбу начатой в январе 2020 года операции по продлению президентских сроков В. Путина. Первоначально предполагалось провести голосование по поправкам в конституцию в конце апреля. В то же время ни размах эпидемии, ни ее смертоносность, ни ее социальные последствия в этот момент толком были еще не ясны.
Надо отметить, что и реакция российского населения в целом была вполне адекватной. Доля не боявшихся заболеть упала с 57 % 23 марта до 28 % 3 апреля, доля не следивших за информацией о пандемии упала до 20 % (см. График 1). Вполне одобрительно были встречены на этом этапе и жесткие действия властей: неправильными эти действия к началу апреля считали лишь 10 % опрошенных, а не доверяли информации об эпидемии всего лишь чуть более 20 % (см. График 2). Пожалуй, можно даже говорить о кратком периоде своеобразного «ралли вокруг флага» в конце марта — начале апреля 2020 года: эпидемия была воспринята как внешняя напасть и мобилизовала людей.
График 1. Реакция населения на течение эпидемии: уровень тревоги и внимание к информации (март – сентябрь 2020 года)
Источник данных: ФОМ, к-Зонд 1 (https://covid19.fom.ru/k-zond).
График 2. Реакция населения на действия властей и доверие информации (март – сентябрь 2020 года)
Источник данных: ФОМ, к-Зонд 1 (https://covid19.fom.ru/k-zond).
Однако уже в апреле происходит перелом. В конце апреля доля не боящихся заболеть и не следящих за информацией об эпидемии достигает 40 %. По всей видимости, к этому моменту в глазах населения эпидемия стала выглядеть не столь уж грозной (в том числе благодаря принятым энергичным мерам, затормозившим ее распространение), в то время как тягость жесткого локдауна люди вполне ощутили. В результате не только упала чувствительность к эпидемии, но и резко ухудшились оценки действий властей и доверие к информации об эпидемии: доля не одобряющих власти выросла до 27 %, а не доверяющих информации о вирусе — до 40 %. Впрочем, степень опасности эпидемии начинает подвергаться в этом периоде сомнению и в официозных СМИ, прежде всего в «телевизоре». Так, в фильме-расследовании, выпущенном Алексеем Навальным 29 апреля 2020 года и посвященном телеведущей Елене Малышевой, утверждается, что ведущая популярных передач Первого канала «Здоровье» и «Жить здорово» систематически уверяет свою аудиторию в ограниченной опасности эпидемии.
Так или иначе, в мае происходит резкое изменение политики: российские власти снимают значительную часть ограничений, доля считающих, что эпидемия спадает достигает 60 %, а не следящих за информацией о ней и не боящихся заболеть — до 45–50 % (см. Графики 1 и 2). Иными словами, в представлении людей эпидемия в России в этот момент как будто заканчивается (60 % считают, что она идет на спад), в то время как в реальности она только начинала разворачиваться. Как показывает исследование Татьяны Михайловой, в мае – июне избыточная смертность уже составляла 13–14 %, а в июле она подскочила до 27 %. Эпидемия пошла в глубь России — в регионы, где к ней были не слишком готовы, да и не имели особых стимулов готовиться, поскольку она считалась как бы уже в значительной степени побежденной.
Надо отметить, что этот стратегический поворот вполне соответствовал ожиданиям и настроениям людей: жесткий локдаун выглядел значительной издержкой, и его продолжение, как пишет выше Олег Буклемишев, во всяком случае требовало гораздо более значительных мер поддержки. Однако основным ориентиром политического планирования для Кремля являлась подготовка к голосованию по поправкам в конституцию, «обнулявшим» президентские сроки В. Путина. В сценарии Кремля важнейшими элементами этой политической кампании было проведение парада Победы 9 мая и сохранение этого «победного» настроя вплоть до недели «всенародного голосования» в конце июня («победили печенегов, победим и вирус»). Режим полу-карантина позволял, с одной стороны, сохранить определенные ограничения (например, на реализацию права на свободу собраний) и ввести «чрезвычайный» недельный режим голосования, не позволявший контролировать его ход, а с другой стороны, не создавал психологического и экономического дискомфорта реального локдауна. В то же время угроза эпидемии не должна была слишком отпугивать людей от участия в голосовании.
Необходимо отметить, впрочем, что ослабление ограничений является в этот момент общемировой тенденцией (см. График 3 ниже). Что отличает Россию на этом этапе от большинства европейских стран — это формирование устойчивой практики манипулирования статистикой распространения вируса и смертности. Появляющиеся в этот момент (в мае) публикации в прессе и аналитика свидетельствуют о систематической нерегистрации случаев заболеваний в регионах и фальсификации статистики смертности[1]. По всей видимости, адекватная система статистики эпидемии в масштабах страны вообще не была создана, но сразу оказалась под колпаком «политического контроля», т. е. решения политических, а не административных задач. Это обозначает важный поворот в отношении властей к эпидемии: если в марте, в условиях неопределенных знаний о ее масштабах и характере (и надежд на проведение голосования по «обнулению» уже весной), ставка была сделана на жесткое административное противодействие пандемии, то в мае – июне, в условиях ограниченного эффекта эпидемии и широких антикарантинных настроений среди населения, в преддверии голосования по конституционным поправкам была сделана ставка на средства «информационной борьбы» с эпидемией.
Этот манипулятивный подход к эпидемии, вполне определившийся в тактике правительства в мае – июне («голосовать можно, митинговать нельзя; здесь считаем, здесь не считаем»), был «прочитан» населением и во многом определил его дальнейшее отношение и к эпидемии, и к усилиям властей по противодействию ей. Июльский и августовский опросы «Левада-центра» зафиксировали крайне низкий уровень доверия к официальной информации об эпидемии и «успехам» в борьбе с ней. Как видно из Таблицы 1, около 50 % боявшихся заболеть — это среднее между «рабочими возрастами» (18–54 года), где уровень опасений был крайне низким (около 40 % боялись заболеть), и старшими возрастами (55 и старше), в большей степени осознавшими себя группой риска (60 % боялись заболеть, что тоже достаточно низкий уровень для этой группы). Крайне низкий уровень доверия к официальной информации о ходе эпидемии (о доверии заявили 30 % респондентов) также является усреднением: среди «рабочих возрастов» официальной информации доверял лишь каждый четвертый, в старших возрастах, где влияние официозного телевизора и общая лояльность гораздо выше, — около 40 %.
Таблица 1. Отношение к эпидемии, информации о ней и российской вакцине в социально-демографических группах
| в целом | женщины | 18–54 лет | 55+ лет | высшее | ниже среднего | богатые | бедные | |
| 1. ОПАСАЕТЕСЬ ЛИ ВЫ ЗАРАЗИТЬСЯ КОРОНАВИРУСОМ? | ||||||||
| Определенно и скорее да | 49 | 55 | 41 | 60 | 53 | 44 | 50 | 41 |
| 2. ДОВЕРЯЕТЕ ЛИ ВЫ ОФИЦИАЛЬНОЙ ИНФОРМАЦИИ О СИТУАЦИИ С КОРОНАВИРУСОМ В РОССИИ? | ||||||||
| В полной и значительной мере | 31 | 33 | 26 | 39 | 30 | 33 | 36 | 25 |
| 3. КАКОЕ ЧУВСТВО В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ВЫЗЫВАЕТ У ВАС НОВОСТЬ О ПОЯВЛЕНИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВАКЦИНЫ ОТ КОРОНАВИРУСА? | ||||||||
| Позитив | 40 | 36 | 32 | 53 | 37 | 45 | 40 | 39 |
| Негатив | 46 | 53 | 52 | 37 | 52 | 35 | 46 | 46 |
| 4. ГОТОВЫ ЛИ ВЫ ЛИЧНО ПРИВИВАТЬСЯ ЭТОЙ ВАКЦИНОЙ ОТ КОРОНАВИРУСА? | ||||||||
| Да | 38 | 33 | 34 | 46 | 36 | 55 | 43 | 39 |
| Нет | 54 | 59 | 58 | 46 | 55 | 42 | 50 | 54 |
| 5. КАКОЙ ИЗ ВЕРСИЙ ВОЗНИКНОВЕНИЯ НОВОЙ КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИИ ПРИДЕРЖИВАЕТЕСЬ ВЫ САМИ? | ||||||||
| Вирус был создан искусственно | 64 | 67 | 64 | 65 | 63 | 73 | 60 | 69 |
Источник данных: «Левада-центр», исследования «Курьер», проведенные в конце июля (вопросы 1–2) и в конце августа (вопросы 3–4) 2020 года и феврале 2021 года (вопрос 5). «Бедные» — ответившие, что их доходов «едва хватает на еду».
На этом фоне не вызывает удивления (хотя, по сути, вызывает) крайний скепсис, с которым было воспринято известие о том, что Россия первой в мире создала вакцину от коронавируса. В целом по выборке 40 % респондентов сказали, что испытали положительные эмоции в связи с этим известием (сумма выбравших подсказки «гордость», «радость», «доверие»), а 46 % испытали негативные (сумма выбравших ответы «недоверие», «сомнение», «страх»). Среди «рабочих» возрастов, как видно из Таблицы 1, масштаб недоверия выглядит особенно впечатляющим: 52 % испытавших негативные против 32 % испытавших позитивные эмоции.
Следует обратить внимание еще на два момента: во-первых, нежелание прививаться коррелирует с недоверием к вакцине как таковой (люди с низким образованием, испытывающие большее доверие к вакцине, демонстрируют и более высокую готовность вакцинироваться), во-вторых, люди с высоким социальным капиталом (в частности, с высшим образованием) испытывают большее недоверие к вакцине, чем люди с низким социальным капиталом (необразованные и бедные). Это означает, что недоверие к вакцине имеет в значительной степени рациональные основания, а не конспиративно-мифологические, как иногда принято считать. Конспиративно-мифологические представления более характерны для групп с низким социальным капиталом, как это видно из ответов на вопрос 5 в Таблице 1. Таким образом, в целом чрезвычайно высокое недоверие к российской вакцине и нежелание прививаться могут быть следствием совокупного действия двух факторов – рационального недоверия в группах с высоких социальным капиталом и конспиративно-мифологического дискурса, более характерного для групп с низким социальным капиталом.
2. Большой размен. «Солидаристская» и «абсентеистская» модели противостояния эпидемии
Однако ключевое решение в истории борьбы с эпидемией было принято российскими властями осенью 2020 года. Как видно из обзора Е. Гурвича выше и на Графике 3, к началу сентября ослабление ограничений в России оказалось существенно большим, чем те, на которые пошли европейские страны и большинство прочих государств в мире. Несмотря на очевидное начало второй волны эпидемии в сентябре – октябре 2020 года, российские власти не стали вводить новые строгие ограничения. Россия следовала «одногорбой» модели реакции на эпидемию, т. е., в отличие от европейских стран, не ввела второго локдауна осенью 2020 года.
График 3. Средний индекс строгости антиковидных ограничений в странах ЕС и Великобритании, остальных странах мира и в России
Источник данных: OxCGRT, https://www.bsg.ox.ac.uk/research/research-projects/covid-19-government-response-tracker
Надо отметить, что, как и весной 2020 года, российское население достаточно адекватно отреагировало на эскалацию эпидемии. В октябре доля не боявшихся заболеть снизилась до 20 %, а доля не следящих за информацией об эпидемии до 12–13 %. И такая ситуация продолжалась в целом вплоть до середины декабря. Резко ухудшились в этот момент и оценки действий властей по противодействию коронавирусу (см. Графики 4–5).
График 4. Реакция населения на течение эпидемии: уровень тревоги и внимание к информации (октябрь 2020 – июль 2021 года)
Источник данных: ФОМ, к-Зонд 2 (https://covid19.fom.ru/k-zond).
График 5. Реакция населения на действия властей: отношение к действиям федеральных властей по борьбе с коронавирусом (октябрь 2020 – июль 2021 года)
Источник данных: ФОМ, к-Зонд 2 (https://covid19.fom.ru/k-zond).
Несмотря на очевидную эскалацию эпидемии и вполне адекватную реакцию на нее людей, российские власти не объявили второй локдаун. Как показано в исследовании Татьяны Михайловой, благодаря раннему и жесткому весеннему карантину и сезону отпусков в конце лета, избыточная смертность в России оставалась вплоть до октября 2020 года на вполне приемлемом уровне — около 15 %. Однако уже в октябре она подскочила до 40 %, а в ноябре – декабре достигла уровня 60 %.
Разумеется, объявление второго локдауна через полгода после первого было серьезным социальным и экономическим вызовом, и во всяком случае требовало бы гораздо более широких мер поддержки населения и частного сектора. Эти средства у российского руководства были — в Резервном фонде, как пишет Олег Буклемишев, находились средства в размере 12 % ВВП. Однако правительство придерживалось политики жесткой экономии и, по факту, не выбрало даже заявленный официально пакет помощи. Резервы решено было сохранить для решения других задач (в частности, в качестве подушки безопасности на случай обострения геополитической обстановки и усиления санкций).
В целом, сокращение российской экономики, как известно, было весьма умеренным (3,1 %); преувеличенными оказались и ожидания относительно потерь населения. Однако и то, и другое стало возможно благодаря ослаблению ограничений летом 2020 года и невведению второго локдауна. Как видно на Графике 6, оборот розничной торговли резко упал в апреле – мае 2020 года, однако уже в июле восстановился на уровне прежнего года. Во время локдауна люди теряли в доходе, но и сократили потребление, однако уже в июле люди покупали на уровне июля 2019 года, а в целом с июля 2020 по февраль 2021 года оборот торговли оказался ниже, чем в том же периоде предыдущего года на 1 %. При этом, как видно из опросов «Левада-центра», ситуация с зарплатами и увольнениями стабилизировалась к октябрю (Таблица 2).
График 6. Реальный оборот розничной торговли
Источник данных: Росстат, расчеты ЕАСЭД (http://sophist.hse.ru/hse/nindex.shtml)
Таблица 2. Экономический урон эпидемии: доля заявивших, что у них и членов семейства «уже происходят» задержки или сокращения зарплаты и увольнения
| апрель | июнь | июль | октябрь | |
| в целом по выборке | ||||
| задержки зарплаты | 24 | 17 | 16 | 13 |
| сокращение зарплаты | 31 | 29 | 26 | 16 |
| сокращение кадров, увольнения | 25 | 24 | 27 | 15 |
| группа 18–39 лет | ||||
| задержки зарплаты | 31 | 22 | 20 | 14 |
| сокращение зарплаты | 40 | 35 | 29 | 16 |
| сокращение кадров, увольнения | 26 | 27 | 31 | 16 |
Источник данных: «Левада-центр», исследование «Курьер».
Так или иначе, отсутствие жестких ограничений осенью – зимой 2020–2021 годов привело к резкому увеличению избыточной смертности, которая в периоде с октября 2020 по май 2021 года составляла 34 %, а в целом с апреля 2020 по май 2021 года превысила фоновую смертность на 26 % и может быть оценена в 530 тыс. жизней (см. в разделе Татьяны Михайловой).
Однако было бы упрощением списывать эти потери исключительно на скаредность правительства (которая, впрочем, несомненно, имела место). Выбираемый теми или иными странами профиль борьбы с эпидемией — это гораздо более сложный механизм социальных взаимодействий. Так, например, хотя осенью 2020 года оценки действий властей по борьбе с эпидемией ухудшились, объявление второго локдауна, вероятно, привело бы к еще большему всплеску недовольства. Число сторонников и противников локдауна в обществе в октябре 2020 г. было равным, и это означает, учитывая высокие экономические и психологические его издержки, что поддержка локдауна была достаточно низкой. Вообще же, в каждый момент эпидемии в российском обществе (как, впрочем, и во всех других) присутствуют две группы — сторонников более жесткого карантинного режима и противников карантина (см. Таблицу 3). Вот почему так важны сигналы, посылаемые правительством и политической элитой относительно опасности эпидемии и стратегии ограничений, а также меры экономической поддержки — в совокупности они позволяют сформировать устойчивую группу поддержки жестких ограничений, повысить лояльность населения к тягостным ограничительным мерам.
Таблица 3. Соотношение групп сторонников более жестких и более мягких мер противодействия эпидемии, %
| Апрель 2020 года. Принимаемые меры по борьбе с коронавирусом | |
| чрезмерные, избыточные | 18 |
| недостаточные | 30 |
| делается все возможное, все необходимое | 46 |
| Октябрь 2020: «Считаете ли вы оправданной временную приостановку работы предприятий и организаций, кроме жизненно важных , как меру по борьбе с коронавирусом, которая сейчас обсуждается в правительстве?» | |
| Определенно да | 21 |
| Скорее да | 27 |
| Скорее нет | 26 |
| Определенно нет | 22 |
| Февраль 2021 года. Снятие ограничений, связанных с эпидемией | |
| нужно было сделать раньше | 21 |
| преждевременное решение | 22 |
| делается своевременно | 51 |
Источник данных: «Левада-центр», исследования «Курьер», апрель 2020 года и февраль 2021 года.
Можно выделить две основные модели борьбы с пандемией на национальном уровне — «солидаристскую» и «абсентеистскую». «Солидаристская» модель, реализованная в европейских странах, предполагает: (1) публикацию подробных и вызывающих доверие данных о масштабах и последствиях эпидемии; (2) целенаправленное формирование в обществе устойчивой и значительной группы поддержки жестких ограничительных мер; (3) последовательность в осуществлении жестких мер; (4) широкие меры экономической поддержки населения и бизнеса. Соответственно, «абсентеистская» модель, характерная для многих развивающихся и более бедных стран, характеризуется противоречивыми сигналами со стороны властей и элиты относительно опасности эпидемии, непоследовательностью и низким уровнем имплементации заявленных ограничительных мер, манипулированием и ограничительными мерами, и статистикой развития эпидемии. В итоге угроза эпидемии в восприятии населения выглядит неопределенной, взаимосвязь жесткости карантинных ограничений и избыточной смертности — размытой. Болезни и смерти все более начинают восприниматься «фаталистически» как «неизбежное зло», а меры предосторожности и ограничения – как частное дело каждого. «Чувствительность» населения к эпидемии и уровень тревоги вырастают лишь в тот момент, когда очередная ее волна уже бушует и затрагивает «ближний круг» человека, а карантинные меры вводить поздно.
Такой взгляд объясняет и относительную неудачу в борьбе с эпидемией в США. Возросшая в период избирательной кампании политическая поляризация проецируется здесь на отношение к эпидемии и не позволяет выработать относительно консолидированный ответ на нее со стороны элит и сформировать критическую массу лояльности жестким мерам[2]. Весьма вероятно, что различие этих моделей реакции на эпидемию оказывает принципиальное влияние и на склонность населения к вакцинированию[3]. В жесткой солидаристской модели общество находится в условиях локдауна (пока прививку получают одна за другой возрастные категории) в ожидании момента, когда будет достигнут популяционный порог вакцинированности. Этот момент определяет перспективу выхода всего общества из тягостного карантина. В абсентеистской модели и соблюдение карантина, и столкновение с болезнью являются «частным делом», а коллективная вакцинация никак не связывается с коллективным выходом из эпидемии и карантина. В России, помимо отмеченного выше «двойного» недоверия к отечественной вакцине (со стороны групп населения как с высоким, так и низким социальным капиталом), противоречивость и манипулятивность в отношении к эпидемии властей привела к тому, что в периоде доступности вакцины с января по апрель 60 % населения были уверены, что эпидемия сама собой идет на спад (График 4).
Если в Соединенных Штатах в относительной неудаче борьбе с эпидемией сыграла роль политическая поляризация, то в авторитарной России причины и механизмы были иными. Это прежде всего низкая подконтрольность власти со стороны общества, позволяющая принимать произвольные решения и выбирать приоритеты и стратегии, которые вряд ли были бы выбором большинства и которые могли бы быть по меньшей мере скорректированы, если бы являлись предметом широкой и свободной дискуссии. Это, кроме того, широкие возможности и привычка российских властей фальсифицировать данные и манипулировать информацией и общественным мнением. Это отсутствие парламентской оппозиции, способной отстаивать альтернативные приоритеты и политики, а также идеологический монополизм и цензура в общенациональных средствах массовой информации, что не позволило обществу сформировать адекватное и консистентное понимание происходящего.
Привычка к манипулированию и фальсификациям ведет к административным сбоям и провоцирует высокий уровень недоверия к действиям властей среди населения. Результатом этого стало то, что Россия подошла к третьей волне эпидемии, не использовав те возможности смягчения ее последствий, которые у нее имелись, провалив вакцинацию.
Избыточная смертность в России не является сверхвысокой; из тех стран, сведения по которым доступны, трагическими чемпионами остаются страны Латинской Америки (Перу, Боливия, Эквадор, Мексика). Вместе с тем российская избыточная смертность выглядит высокой для страны с достаточно высоким уровнем дохода и образования. Если бы России удалось удержаться на уровнях избыточной смертности в районе 15 % (таким этот уровень был до октября 2020 года, т. е. в первые семь месяцев эпидемии), то совокупные потери — общая избыточная смертность — были бы меньше примерно на 220 тыс. случаев. И, несомненно, энергичная и своевременная кампания вакцинации резко снизила бы смертность третьей волны. Но этого не случилось.
[1] В мае выходит буквально вал публикаций и аналитики на эту тему в российской и иностранной прессе, ср., например: Неучтенные. Реальная смертность от Covid-19 в Москве почти в 3 раза выше официальных показателей» // Новая газета. — 2020. — 13 мая. Режим доступа: (https://novayagazeta.ru/articles/2020/05/11/85324-neuchtennye ; Просто запрещают умирать от коронавируса. Как в России борются с эпидемией Covid-19, манипулируя статистикой. Расследование «Медузы» // Медуза. — 2020. — 14 мая. Режим доступа: https://meduza.io/feature/2020/05/14/prosto-zapreschayut-umirat-ot-koronavirusa , издание признано властями иностранным агентом) ; Russia’s Covid death toll could be 70 per cent higher than official figure // Financial Times. — 2020. — 11 мая.
[2] Maria Milosh, Marcus Painter, Konstantin Sonin, David Van Dijcke, Austin L. Wright Political polarisation impedes the public policy response to Covid-19 // VOXEU. — 2020. — 23 Dec. Режим доступа: https://voxeu.org/article/political-polarisation-impedes-public-policy-response-covid-19 ; Green J. et al. Elusive consensus: Polarization in elite communication on the COVID-19 pandemic // Science Advances. 2020. – V. 6. — №. 28; Kerr J., Panagopoulos C., van der Linden S. Political polarization on COVID-19 pandemic response in the United States //Personality and Individual Differences. — 2021. — V. 179.
[3] Lopez German. How political polarization broke America’s vaccine campaign. The US’s partisan divides have left much of the country vulnerable to Covid-19 — leading to unnecessary deaths // VOX. — 2021. 6 Jul. Режим доступа: https://www.vox.com/2021/7/6/22554198/political-polarization-vaccine-covid-19-coronavirus