ПОЧЕМУ РУХНУЛ ПОСТСОВЕТСКИЙ СТАТУС-КВО: ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛОВУШКИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ РОССИИ И ЕВРОПЫ
В 2014 году оказался разрушен статус-кво, сложившийся в Европе по итогам конца «холодной войны». На протяжении большей части XX века противостояние России и Европы было связано с различием векторов их институционального развития. Новый, постсоветский, статус-кво во многом опирался на предположение, что Россия будет двигаться теперь по иной институциональной траектории — в направлении европейских институтов и ценностей. При этом Запад формировал «НАТО/ЕС-центричную модель» европейской безопасности, в которую Россия была включена лишь очень опосредованно. Когда вектор иституциональной эволюции в России вновь изменился, это привело к быстрому нарастанию недоверия и отчуждения и стало причиной кризиса системы европейской безопасности, не учитывавшей автономии российских интересов. Теперь Европе необходимо вырабатывать механизмы прагматического взаимодействия с Россией, прежде всего в сфере безопасности, а России же не стоит забывать, что предыдущий период длительной конфронтации с Европой и США и попытка выстроить альтернативную институциональную модель закончились для нее экономическим и политическим поражением.
УКРАИНСКИЙ КРИЗИС И СИСТЕМА ЕВРОПЕЙСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
В середине второго десятилетия XXI века, через 70 лет после окончания Второй мировой войны стало очевидным, что во второй раз происходит слом системы европейской безопасности.
В первый раз это случилось в 1991 году, когда вследствие самороспуска Организации Варшавского договора и распада Советского Союза рухнул Ялтинский миропорядок, который подразумевал раздел Европы (прежде всего) и остального мира на два лагеря, лидерами которых являлись США и СССР. Второй раз это случилось в 2014 году, когда события в Украине стали последним актом драмы, связанной с распадом Советского Союза, и первым актом драмы, связанной с десоветизацией постсоветского пространства.
В течение четверти века между этими событиями в Европе сложилась в целом «НАТО/ЕС-центричная модель», в которую Россия была интегрирована лишь опосредованно — через специальные соглашения с этими евро-атлантическими институтами[1]. Все это время Россия являлась полноправным членом ОБСЕ и с 1996 года — Совета Европы, значение которых объективно было не столь существенным, как значение и роль НАТО и ЕС.
К 2013 году фактор «неинтегрированности» России в евро-атлантическую систему стал играть все более серьезную роль по разным причинам: глобального финансово-экономического кризиса, поразившего трансатлантических союзников, смены главного внешнеполитического вектора самой России (с курса на интеграцию в Евро-Атлантику на развитие евразийской интеграции), что имело последствия также для развития внутриполитической ситуации, драматических изменений в регионе Большого Ближнего Востока, произошедших вследствие так называемой «арабской весны».
С самого начала развития кризиса в Украине и вокруг неё стало очевидным, что он выходит за рамки регионального и затрагивает основы международной безопасности. На поверхность вышли моменты, которые в предшествующие годы либо скрывались, либо недооценивались. Во-первых, Россия и Евро-Атлантика так и не стали стратегическими партнерами (несмотря на официальные декларации, которые в свое время демонстрировали этот вектор движения и определенную политическую волю), а если говорить о России и США, то они все это время оставались отчасти в парадигме взаимного сдерживания. Во-вторых, в течение последних полутора десятилетий наблюдалась жесткая геополитическая конкуренция на постсоветском пространстве.
В результате, во второй раз после распада СССР (2008 и 2014 годы) Россия вышла из территориального статус-кво, сложившегося после распада Советского Союза. Кроме того, события вокруг Украины драматически изменили ситуацию в самой России: уровень взаимной нетерпимости между так называемыми «патриотами» и «либералами» настолько велик, что привел к серьезным изменениям в массовом сознании и даже к изменению смыслов. Что же касается экономической ситуации в России (а рецессия началась еще до кризиса), то на нее существенно повлияли такие факторы как цена интеграции Крыма, санкции со стороны США, Евросоюза и других стран, а также сами российские антисанкции.
ЦЕННОСТНЫЕ И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ИСТОКИ «ХОЛОДНЫХ ВОЙН»
Вне всякого сомнения, «новая холодная война» не является повторением предыдущей, поскольку отсутствует блоковая конфронтация, и у России по сути нет союзников, несмотря на некоторые заявления ряда стран постсоветского пространства и Китая. В то же время можно отметить наличие четырех характеристик, присущих состоянию «холодной войны»:
1) Россия и Запад существуют в парадигме взаимного сдерживания (постоянно проводят военные учения вблизи общих границ, тестируя таким образом оборону друг друга);
2) ведут экономические войны (санкции и антисанкции);
3) противостоят в третьих странах (Ближний Восток, Юго-Восток Украины), причем периодически это противостояние доходит почти до «горячих форм»;
4) и, наконец, существуют в алгоритме «ценностной конфронтации» (заменившей конфронтацию идеологическую), когда по-разному оценивается роль эффективно работающих институтов внутри стран, взаимодействие гражданского общества и власти, наличие гражданского и демократического контроля над армией и специальными службами, роль судов и верховенство закона.
Думается, что в целом проблема взаимоотношений России и Запада со времен прихода большевиков к власти в 1917 году в значительной степени связана с различными характерами режимов, существующих в России, Европе и США. В особенности это проявилось после окончания Второй мировой войны и разгрома национал-социализма в Германии. В постсоветской России не было (да и не могло быть) традиции уважения институтов, поскольку власть на протяжении длительного времени, включая период правления КПСС, была персонифицирована, а институты имели имитационные функции. Именно поэтому, особенно после противостояния президента и парламента 1993 года, была избрана президентская форма правления. Именно недооценка роли институтов постепенно привела к формированию очень специфической политической системы, когда роль парламента, политических партий и судов свелась, по сути, к одобрению решений верховной власти. Что предопределяло отсутствие реальной дискуссии, влияющей на процесс принятия решений по ключевым политическим вопросам, в том числе и по вопросам внешней политики и определения места России в Европе и мире.
Сказался и определенный тип политической культуры, предполагающий доминирующую роль государства, когда интересы личности и общества подчинены его интересам, а не наоборот. А если к этому добавить и иной тип стратегической культуры, предполагающей, что расширение территории обеспечивает дополнительную безопасность, то формируется картина мира, которая влияет на взаимоотношения с международными акторами, отрицающими подобное видение.
Когда страны Запада, сначала поверившие, что Россия встала на путь демократического развития, то есть построения политической модели, подразумевающей строительство соответствующих институтов (политической конкуренции, независимости судов, верховенства закона), начали критиковать Россию за деградацию демократического переустройства, это стало вызывать резкое и бурное отторжение у политических элит России, которые выстраивали политическую систему в стране традиционным способом — укрепляя верховную власть. Между тем недооценка или искажение роли институтов имеют существенное значение в постановке и решении многих вопросов, включая внешнеполитические. Эффективно работающие институты обеспечивают политическую конкуренцию и реальную дискуссию, в ходе которой выявляются истинные интересы государства, а не интересы правящих групп или корпораций.
Следует обратить внимание, что по-разному оценивается сторонами и роль международных, прежде всего евро-атлантических институтов. Если по обе стороны Атлантики и НАТО, и ЕС в целом оценивались как достаточно эффективные организации в сфере безопасности, политики и экономики, доказавшие свою релевантность интересам входящих в них государств, то в России постоянно делались пытки дискредитировать их роль и значение не только на пропагандистском, но и на политическом уровне, а ряд представителей экспертных кругов в течение последнего десятилетия предрекали их неизбежную гибель (выход Великобритании из ЕС внес свою лепту в эти предсказания). Что же касается Совета Европы, членство в котором Россия посчитала для себя важным в середине 1990-х годов, то постоянно раздаются призывы о выходе из этой организации.
КРИЗИС НЕДОВЕРИЯ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
Вместе с тем следует подчеркнуть, что украинский кризис явился результатом драматического отсутствия доверия между Россией и Западом, обусловленного не только различными типами политической и стратегической культуры, но и тем, что Россию зачастую не хотели слушать, когда она формулировала свои озабоченности по поводу тех или иных инициатив НАТО и ЕС (прежде всего по вопросу их расширения), уповая, видимо, на то, что рано или поздно Россия станет такой же как большинство стран Запада.
И когда Россия устами своих трех президентов — Б. Ельцина, В. Путина и Дм. Медведева — неоднократно декларировала заинтересованность интегрироваться в «коллективный Запад», представители последнего предположили, что это произойдет на его условиях, проигнорировав факт наличия самостоятельного ядерного потенциала, травмы, связанные с утерей империи, отсутствие демократических традиций, наличие в массовом сознании старых стереотипов противостояния Западу, а также потенциал самодостаточности, связанный с территорией и ресурсами, который если и не предполагает динамичного развития, то позволяет при милитаризации сознания, экономики и многих сфер жизни удерживать страну на определенном уровне.
Среди примеров того, как Кремль «не достучался» до западных столиц следует упомянуть ДОВСЕ, Косово, отношение к ДЕБ, ПРО, Ирак, Ливию, Украину на тот момент, когда предложение о рассмотрении соглашения об ассоциации с ЕС в трехстороннем формате было отложено. Из последних примеров нельзя не упомянуть Договор о РМСД и ДОН.
В итоге, в 2014–2015 годах мы наблюдали самый серьезный кризис всей системы европейской безопасности после окончания предыдущей холодной войны, когда европейские институты были не в состоянии адекватно ответить на обозначившиеся вызовы, а Россия и Запад начали играть по худшим правилам биполярной конфронтации (а может быть это была даже игра без правил), поддерживая те силы в третьих странах, которые декларировали приверженность либо Западу, либо России. При этом обе стороны не готовы признать собственную ответственность за развитие кризиса. Запад стремится обнулить все, что предшествовало Крымскому референдуму и включения полуострова в состав РФ, а Россия во всем обвиняет Запад и уже ни при каких условиях не отдаст Крым. Лидеры и в России, и на Западе вначале избегали определение кризиса как новой «холодной войны», но логика их действий неизбежно привела к противостоянию, сравнимому с периодом 70–80-х годов ХХ века, поэтому к 2020 году они признали этот факт.
Кризис в Украине и вокруг нее далек от завершения. Но уже сейчас можно сделать следующие выводы:
— информационная война, ведущаяся тремя сторонами — Украиной, Россией, Западом — настолько разнуздана, отвратительна и зачастую лжива, что международное сообщество уже сейчас должно задуматься о подготовке своеобразного «кодекса поведения» в освещении конфликтных ситуаций;
— Россия не может быть исключена из дискуссии о судьбах постсоветского пространства. Россия, Европа и США должны сотрудничать, а не соперничать в этом регионе;
— та евро-атлантическая система безопасности, которая явилась результатом окончания первой версии «холодной войны» и в которую Россия так и не была полностью интегрирована, не может существовать на прежних основах — ни институционально, ни по существу, движение к конфронтационной модели и парадигме взаимного сдерживания является прямым вызовом как для самих игроков (России и Евро-Атлантики), так и для их партнеров, которые не готовы одобрить ни российскую, ни западную позиции;
— кризис показал, что те институции, которые были созданы, чтобы обеспечить безопасность и сохранять каналы для диалога, не действуют: прежде всего Совет Россия –НАТО, который создавался как «всепогодный» форум, но также ОБСЕ, оставшаяся единственным институтом, который пытается что-то сделать, но не работает в полном объеме.
ХОЛОДНАЯ ВОЙНА ИЛИ ХОЛОДНЫЙ МИР?
В условиях формирования новой биполярности между США и Китаем, демократическая администрация Дж. Байдена пытается перевести хаотичную конфронтацию с Россией времен Д. Трампа в более цивилизованное русло. В ходе Женевского саммита США и России удалось достичь договоренности о начале переговоров по новой стратегической стабильности, создании рабочей группы по кибербезопасности, координации действий в Сирии и «возврате дипломатии» в двусторонние отношения. Пока наблюдается небольшой, но прогресс по всем этим направлениям. Вслед за этим лидеры ФРГ и Франции призвали к организации саммита ЕС — Россия, видимо, опасаясь, что Евросоюз может остаться на обочине процесса структурирования конфронтации с Россией (к сожалению, предложение было заблокировано 10 странами ЕС, среди которых Нидерланды, Польша, Румыния, страны Балтии).
Судя по всему, как уже отмечалось выше, Россия и Запад в обозримом будущем будут существовать в рамках конфронтационной модели, когда стороны будут стремиться минимизировать риски в сфере безопасности. Сделать это можно через инициативы по подготовке новых мер доверия, ибо неизбежно сдерживание рано или поздно будет дополнено разрядкой, когда стороны политически и психологически осознают безальтернативность партнерства в условиях уважения взаимных интересов.
Учитывая, что Европа переживает одновременно ряд кризисных трансформаций, связанных с Украиной, Брекзитом и пандемией, сложно предположить наличие дополнительных инструментов и ресурсов у Евросоюза, которые могли бы быть направлены на разработку мер доверия в рамках общей политики безопасности и обороны. НАТО также вряд ли будет проявлять инициативу в подобных вопросах. Таким образом, среди действующих институтов остается ОБСЕ, которая вновь обретает статус организации по безопасности. Именно ОБСЕ представляет собой площадку, которая позволяет и России, и Украине, и Западу без потери лица выйти из сложной ситуации, перейти от мониторинга к разведению войск и мирному процессу.
Все три стороны именно на площадке ОБСЕ могли бы начать обсуждение причин возникновения кризиса, причем не в контексте перекладывания ответственности, а самокритичного признания ошибок, приведших к драматической потере доверия. ОБСЕ как организация могла бы обсудить механизмы кризисного урегулирования, которых, как оказалось, нет в Европе, начать переговоры по стабилизации границ, открыть дискуссию, связанную с новой архитектурой безопасности в Европе.
Неизбежно возникает вопрос: возможно ли взаимодействие в сфере безопасности в условиях «ценностной конфронтации»? Ответ прост — не только возможно, но и необходимо, поскольку альтернативой является конфронтация военная, которой обе стороны не хотят, но которая станет неизбежной в условиях отсутствия каналов взаимодействия. Давайте вспомним, что Хельсинкский Заключительный акт, который, не будучи политически обязывающим документом, изменил политический ландшафт Европейского континента, был подготовлен и подписан в условиях различного целеполагания СССР и Запада (для СССР целью было закрепление послевоенных границ, для Запада — гуманитарные вопросы, связанные со свободами и правами человека).
США в условиях новой биполярности с Китаем заинтересованы в смягчении конфронтационных тенденций в отношениях с Россией, дабы не укреплять объединенный «китайско-российский фронт». Поэтому администрация Дж. Байдена по всей видимости будет осторожно двигаться по пути восстановления переговорных треков, в особенности по вопросам стратегической стабильности, контроля над вооружениями, кибербезопасности, климата и ряда других.
НАТО, несмотря на проведение масштабных маневров у границ России (как, впрочем, и Россия) проявляет так называемую «стратегическую сдержанность», когда не принимает решения о выходе из Основополагающего акта Россия — НАТО и о размещении существенных вооруженных сил на восточном фланге (несмотря на призывы стран Балтии и Польши). Россия также проявляет сдержанность, когда не размещает дополнительные военные контингенты в Псковской и Калининградской областях (кроме систем ПВО).
Нет сомнения, что в краткосрочной и среднесрочной перспективах НАТО и Россия не вернутся к тому уровню сотрудничества, который существовал в 2000-е годы, когда в рамках Совета Россия — НАТО было создано 25 рабочих групп, включая совместное миротворчество и создание ПРО европейского ТВД. Однако можно предположить, что интересы в сфере безопасности (например, деградация ситуации в Афганистане), а также какой-то прогресс в двусторонних российско-американских отношениях, приведут обе стороны хотя бы к уровню сотрудничества, который исключал бы взаимное сдерживание и воскрешение друг друга в качестве противников.
РОССИЯ И ЕВРОПА: ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛОВУШКИ
Евросоюз после событий в Крыму и начала боевых действий на юго-востоке Украины (по инициативе ФРГ и Великобритании) прекратил проведение совместных мероприятий и ввел санкции против РФ. Была приостановлена работа всех совместных органов и мероприятий, которые до этого составили каркас провозглашенного во второй половине 2000-х годов стратегического пространства.
В своей глобальной стратегии по внешней политике и политике безопасности ЕС провозгласил следующее: «Нарушение Россией международного права и дестабилизация ситуации в Украине наряду с затяжными конфликтами в регионе Черного моря стали вызовом для основ европейской системы безопасности. Мы будем едины в защите международного права, демократических прав человека, сотрудничества и права каждого государства свободно определять свое будущее… Мы не признаем незаконную аннексию Крыма Россией и не смиримся с дестабилизацией всей Украины»[2].
Весной 2016 года ЕС провозгласил пять принципов построения взаимоотношений с Россией, главным из которых является принцип «избирательного взаимодействия», который предполагает, что ЕС будет сотрудничать с Москвой только по вопросам, которые представляют интерес для самого Евросоюза. Однако непонятно, как при этом будут учитываться вопросы, представляющие интерес для РФ.
За прошедшие 5 лет наблюдалась дальнейшая деградация отношений по линии ЕС — Россия, приведшая даже к призывам со стороны России к замораживанию этих отношений. В условиях, когда с обеих сторон отсутствует политическая воля к восстановлению отношений на основе баланса интересов, когда Россия отвергает те ценности, которые пытается отстаивать Евросоюз, а глава европейской дипломатии Ж. Боррель, представляя 16 июня 2021 года доклад об отношениях ЕС и России, отмечает, что Брюссель намерен одновременно «дистанцироваться, оказывать давление и вести диалог с Россией»[3], обеим сторонам необходимо иметь в виду, что в сфере безопасности они обречены на взаимодействие. Известный российский европеист Ю. Борко полагает, что в ближайшие годы именно сфера безопасности будет главной сферой общих интересов России и Евросоюза[4].
Основными и реальными угрозами их безопасности уже являются и будут оставаться воинствующий исламский терроризм, последствия изменения климата, распространение ОМУ и средств его доставки, киберугрозы, новые болезни и ряд других. Нельзя исключить, что рано или поздно обе стороны вернутся к идее формирования Совета ЕС — Россия по вопросам безопасности, которая обсуждалась после кавказского кризиса осенью 2008 года, но произойти это может только после того, как наметится прогресс в урегулировании кризиса украинского.
Следует иметь в виду, как отмечает российский исследователь А. Загорский, что нынешний стратегический курс России сложился не под влиянием отдельных событий, но вследствие определенного числа явлений, проблем и кризисов, выстроенных в цепочку (вольно или невольно) встраивания России в существовавшую тогда систему безопасности на условиях Запада, что само по себе, учитывая фактор стратегической независимости РФ, не могло не вызвать противодействия[5].
С другой стороны, в нынешних условиях, когда международные отношения подвергаются серьезной трансформации, а значение межгосударственных объединений снижается, утверждения о том, что удел России — это «стратегическое одиночество», что ей не нужны союзники и она самодостаточна и что ее удел — это конфронтация с коллективным Западом (включая Европу) крайне опасны. Они неизбежно приведут Россию к самомаргинализации, исключению ее из мировой экономической и политической системы.
«Россия есть держава европейская», — утверждала Екатерина II еще в конце XVIII столетия. И она, безусловно, была таковой до октября 1917 года. Затем, когда вследствие большевистского переворота Россия стала «выламываться» из своей «европейскости», она потерпела чудовищное поражение в мирном противостоянии с Европой и США. Представляется, что Россия не имеет права на повторение подобной исторической ошибки, а должна вместе с европейскими партнерами искать пути выхода из сложившегося тяжелейшего кризиса.
[1] C НАТО — через программу «Партнерство ради мира», соглашение о создании Совета Россия — НАТО 2002 года, соглашение о стратегическом партнерстве 2010 года; с ЕС — через Договор о партнерстве и сотрудничестве 1994 года, бесконечно продлеваемый в связи с тем, что подготовка нового базового договора откладывалась.
[2] European External Action Service // Режим доступа: https://eeas.europa.eu/sites,ceas./files/ eu_global_strategy_ru
[3] Euronews. com > 2021/06/15/US-EU-Rulsia, EU’s new strategy on Russia.
[4] Борко Ю. Будущее отношений Россия — ЕС: проблемы и перспективы / Ю. Борко // Европейская безопасность, события, оценки, прогнозы. Выпуск 38 (54). — Москва : ИНИОН, 2015.
[5] Загорский А. В. Россия в системе европейской безопасности» / А. В. Загорский // Москва : ИМЭМО РАН, 2017. — С. 126–128.