«Народные» лидеры и «элитная» демократия
Прежде чем рассуждать о влиянии глобализации на либеральную демократию, уточню понимание и того, и другого.
Под глобализацией я имею в виду происходящий в настоящее время интенсивный процесс связывания воедино всех частей Земли практически непрерывными потоками людей, товаров, услуг и почти мгновенно доставляемой информации. Возможности для развертывания глобализации создаются, в первую очередь, техническим прогрессом, который изменяет характер и ускоряет темпы всех видов коммуникаций, а также создает условия для все ускоряющихся изменений экономических, военных и политических потенциалов различных стран и регионов мира.
Либеральная демократия в её реальном исполнении представляет собой полиархию (термин Роберта Даля), или политическую систему, в которой различные части элиты конкурируют между собой за голоса неэлиты, по правилам, принимаемым как самой элитой, так и неэлитой. Это институциональное описание либеральной демократии. Но она обладает еще и целым рядом существенных неинституциональных признаков. Один из них Г. Алмонд и С. Верба назвали верой в демократический миф. Говоря более обобщенно, речь идет о непопулярности в стабильных демократических обществах политического радикализма, как левого, так и правого толков. Отторжение радикализма важно для существования либеральной демократии, поскольку у левых и правых радикалов есть одна общая черта – авторитарный комплекс, включающий нелюбовь к демократическим процедурам и делающий невозможным нормальный диалог между политическими оппонентами. Непопулярности радикализма соответствует еще одна неинституциональная характеристика либеральной демократии — невысокий уровень агрессивности эмоциональной атмосферы общества.
Перейду теперь к обсуждению проблемы по существу.
Мне представляется, что глобализация, по крайней мере, в ее современных формах, негативно влияет на основы либеральной демократии.
Начну с отрицательного влияния, которое оказывают на жизнедеятельность либеральной демократии внешние по отношению к ней факторы, порожденные глобализацией.
Одним из аспектов глобализации является новое «великое переселение народов» — мощный приток мигрантов из третьего мира в наиболее развитые страны. Процесс этот сильно воздействует на политическую жизнь европейских стран и Северной Америки. В настоящее время во всех развитых странах суммарный коэффициент рождаемости существенно ниже того, который необходим для простого воспроизводства населения. По данным ООН, в Европе он сейчас равен 1,6, в США — 1,88, в Австралии -1,89, в России – 1,7. В любом случае он не достигает уровня 2,1, необходимого для того, чтобы население не сокращалось. В длительной перспективе предполагается его дальнейшее снижение (причины такой динамики рождаемости – тема, достойная специального разговора).
Соответственно, в развитых странах сокращается и будет сокращаться собственное население. Это сокращение компенсируется притоком нового населения из менее развитых стран. Почему приток происходит так интенсивно? Потому что сегодня мир связан потоками информации, поступающей к людям через Интернет, сотовую телефонию, телевидение и кино. Жители бедных и нестабильных стран ежедневно наблюдают, как хорошо живется обитателям Европы. И они стремятся попасть туда, но зачастую не собираясь принимать европейские ценности и предпочитая продолжать жить по своим культурным и религиозным канонам.
Недавно по ТВ новостям я видел хронику: толпа нелегальных эмигрантов из Африки и Ближнего Востока, уже проникшая в Италию и желающая двигаться дальше, во Францию, была остановленная французским полицейским кордоном. Этот кордон пытались прорвать мужчины, несущие на руках грудных детей — в расчете на то, что это облегчит им прорыв. Настроены эмигранты были очень агрессивно; утверждали на камеру, что имеют право идти туда, куда хотят; что позовут людей из других стран, которые помогут им прорваться и пр. Такова реальность прихода в Европу неевропейской культуры. Бытовые напряженности и столкновения в подобной ситуации неизбежны. А они, в свою очередь, способствуют к росту агрессивности и популярности радикальных националистических правых партий среди жителей европейских стран.
Полагаю, что иммиграционная проблема в длительной перспективе будет только обостряться. Используя демографические прогнозы ООН, легко показать, что при сохранении нынешних тенденций в пяти наиболее крупных развитых странах — Великобритании, Германии, Италии, Франции и США – доля мигрантов в течение нынешнего века будет устойчиво возрастать и составит в 2050 г. – около 25%, а в 2100 г. – 35% против 14% в 2015 г. В Европе самая высокая доля мигрантов предположительно будет в Германии: 2050 г. — около 30%, 2100 г. – примерно 40%, против 15% в 2015 г. Понятно, что такие популяционные сдвиги являются мощнейшим фактором изменения повседневной культуры. Тем более мощным, что многие мигранты являются носителями далеко не цивилизованного антихристианского ислама.
Я вовсе не хочу сказать, что ислам всегда был менее цивилизованным, чем христианство. В средние века христианская Европа была дикой, а ислам – носителем передовой цивилизации. Огромная роль арабских переводов для сохранения в европейской культуре произведений античной классики известна. А представление об соотношении эстетического развития мусульманской и христианской средневековых культур можно получить, например, в Гранаде, посетив великолепный, утопающий в садах дворцовый комплекс Альгамбры, внутри которого победившая христианская Европа построила безвкусные тяжеловесные дворец Карла V и церковь Святой Марии.
Но это в прошлом. Сейчас ситуация иная. Сегодня одичавшая часть ислама, используя мощную иммиграционную волну, ведет террористическую войну против цивилизованной Европы и США, подрывая политический климат, жизненно необходимый для существования либеральной демократии. Не вижу причин, которые в обозримой перспективе могли бы остановить эту войну.
Важно иметь в виду, что приток мигрантов в Европу, стимулируя рост популярности правых националистических партий, не только ведет к изменениям политического климата внутри европейских стран, но и негативно сказывается на европейской интеграции. «Европейские правые националисты» и «евроскептики» – понятия почти синонимичные. Евроскептицизм правых в значительной мере подпитывается национализмом, растущим на фоне межэтнической напряженности, а также достаточно глубокими различиями во взглядах политических элит европейских стран на иммиграционную политику. В результате наднациональная европейская идентичность, о которой много мечталось и говорилось еще в 1970-е годы, сталкивается сегодня с «вернувшимися из прошлого» конкурентами – страновой и этнической идентичностями и ростом значимости национальных государств. Это отягощает и будет отягощать ситуацию внутри ЕС.
Еще одно внешнее обстоятельство, усложняющее жизнь либеральным демократиям – обусловленные технологическим прогрессом достаточно быстрые изменения баланса сил в системе международных отношений. Еще лет 40 назад мало кто предполагал, что Китай станет супер-державой, обладающей экономическим и военным потенциалом, вторым по мощности после США. Еще меньшее число экспертов верило в то, что в супердержавы XXI века начнет выходить Индия. Насколько я помню, до появления ОПЕК и исламской революции в Иране (этой реакции традиционалистского сознания на модернизационный проект последнего шаха Ирана) практически не обсуждалась возможность мощного всплеска исламского радикализма и его террористической войны против Запада.
Эти политические новации разрушают складывавшиеся в течение нескольких предшествующих столетий представления о мироустройстве, усложняют политические процессы, затрудняют их адекватное понимание обыденным/массовым сознанием, и тем самым усиливают элитную компоненту либеральной демократии. Но они же могут обрекать на неэффективность решения, разрабатываемые элитами. Кто знает, на каком уровне обесценения неэлитной составляющей в процессе принятия политических решений полиархия превращается в олигархию? Кто знает, на каком уровне обесценения в массовом сознании некомпетентных решений элиты полиархия может выродиться в плебисцитарную демократию, возглавляемую «народным» вождем? Я не знаю. И могу лишь указать на наличие проблемы.
Таковы некоторые из внешних угроз либеральной демократии.
Теперь об угрозах, которые действуют на нее изнутри, и которые порождаются одним из важнейших технологических двигателей глобализации – Интернетом, а облегчаются только что описанными угрозами внешними.
Хочу напомнить: политический процесс в условиях либеральной демократии – это выработка элитами «проектов решений», одобрение или неодобрение которых принадлежит неэлитам. Неэлиты выбирают из того, что предлагают элиты.
Эта характеристика реальной либеральной демократии далеко не соответствует мифологическим представлениям о демократии как о политической системе, воплощающей в жизнь «глас народа», на том основании, что – это «глас Божий». Думаю, что утверждение VOXPOPULIVOXDEI оскорбляет Создателя. Просто потому, что отождествление гласа народа с гласом Божьим, означает признание Бога персоной, страдающей шизофренией, постоянно принимающей нелепые и противоречивые решения, произвольно и капризно меняющей линию поведения, подозревающей друзей в измене, объявляющей друзьями врагов и пр. Выжить под властью такого больного возможно разве что свихнувшись, да и то, если очень повезет.
Здесь необходимо уточнить одну из фундаментальных функций элиты в либеральной демократии. Она служит фильтром, не допускающим проникновения в политику экстремистов, а в политические решения — бреда и крайностей гласа народа. Иногда эта функция элиты описывается как элитный консерватизм и служит поводом для обвинения ее в эгоизме и глупости. И в самом деле, с точки зрения высшего разума, элиты могут быть глупы. Но некоторый консервативный фильтр в политике необходим. Потому что, если элитный фильтр вообще перестает работать, общество может получить то, что получила Россия в октябре 1917 года, и что она до сих пор расхлебывает.
Важнейшим инструментом элитного фильтра до недавнего времени служили средства массовой информации. Это были газеты, теле- и радиоканалы, находившиеся в руках различных элитных групп. СМИ конкурировали между собой, поддерживали разных политиков, предлагали разную информацию, разные интерпретации одних и тех же событий, порой врали. Но, несмотря на все свои недостатки, это были более или менее надежные инструменты информационного контроля, отсекавшие от власти радикалов и радикальные точки зрения.
Теперь у нас есть Интернет, обеспечивающий любому человеку возможности напрямую общаться с народом, минуя элитный фильтр. Возникает беспрецедентная ситуация, в которой человек, игнорируя этот фильтр, может обратиться к огромной массе людей, сопоставимой с численностью населения страны, и заявить: «Я лучший! Посмотрите на надоевших элитных дохляков, зануд и коррупционеров, всех пора на смену, а я вот…»
Возникает новая площадка для политической конкуренции. И это площадка обеспечивает преимущества не профессионалам-политикам или профессионалам-управленцам, а харизматическим людям, умеющим общаться со зрителями на языке массовых шоу. Ведь публика тянется не к объективистскому занудству: «у нас трудности, у нас долгосрочные проблемы, они вот такие…» Это скучно слушать, особенно человеку с «клиповым» сознанием. Для него всё это — «слишком много букав»… Поэтому, когда приходит новый харизматический человек, который ярко, уверенно, эмоционально и кратко, не вдаваясь в «технические» подробности, говорит: «Мы с вами сейчас всё изменим», за ним идут.
Один из ярких тому примеров – новоизбранный Президент Украины Владимир Зеленский. Упаси меня Бог, критиковать его за то, что он профессиональный шоумен и не принадлежит к нынешней украинской политической элите. Речь вообще не о его качествах и не о его политическом опыте. Зеленский для меня — пример политической популярности «сторонних» людей, фиксируемой во все большем числе стран.
Способность неэлитного человека прорвать элитный фильтр, отнюдь не является свидетельством его моральной ущербности. Такой человек равным образом может быть и плох, и хорош. Это может быть человек типа Ганди, или человек типа Ленина, Троцкого и Гитлера. А может быть просто факир на час, или прагматический лидер среднего ума и «средней харизматичности». Вариантов здесь несть числа.
В начале XX века вторжение «посторонних лиц» на вершины политической системы с последующим оттеснением традиционных элит от рычагов управления было возможным только в условиях тяжелейших политико-экономических кризисов и приводило к разрушению институтов либеральной демократии. Примеры – Италия 1920-х и Германия 1930-х годов. (Упоминать здесь Россию вряд ли уместно: большевики в 1917 г. уничтожили не демократию, а демократического восьмимесячного младенца, рожденного в обществе, пропитанном авторитарными традициями и менее всего склонном уважать Закон).
Сегодня ситуация принципиально иная. В современных условиях для восхождения на политический Олимп «новых людей» тотального кризиса не требуется. Просто потому, что внешние и внутренние факторы создают для этого достаточные психологические и технологические возможности.
Последствия прихода новых лидеров зависят и от их человеческих качеств, и от эмоциональной атмосферы общества. Они могут быть и позитивными, и негативными. Но факт остается фактом: политическая стабильность, которая еще 20 лет назад гарантировалась элитами (плохими или хорошими), сейчас уходит. Исчезает одна из традиционных, классических основ либеральной демократии.
Дестабилизирующий эффект прихода в политику новых лидеров может быть связан не только с полным оттеснением от власти традиционной элиты, но и с куда менее масштабными последствиями, а именно с реакцией на победу политических parvenu— со стороны ослабленной проигрышем, но сохраняющейся наверху традиционной элиты. Примером тому может служить ситуация с Трампом. Кейс Трампа, на мой взгляд, любопытен не тем, что он делает, а бешено агрессивной реакцией на него со стороны демократов, совершенно не ожидавших своего проигрыша. Я хорошо помню, как в самом начале избирательной кампании Клинтон-Трамп, к нам в Вышку приехали представители избирательных штабов обеих партий. И те, и другие были уверены, что Трамп не пройдет. Республиканец просто перечислял количество выборщиков в разных штатах, и из этого перечисления выходило, что победить Трампу ни в коем случае не удастся. А он взял и победил вопреки всем прогнозам, судя по всему, недооценившим силу влияния Интернета и других нетрадиционных инструментов влияния на избирателей. Обида за поражение породила в среде демократов целый фонтан радикальных предложений, включая отмену коллегии выборщиков, объявление Трампу импичмента и пр.
Думаю, что острота реакции демократов на победу Трампа в какой-то мере объясняется тем, что Трамп – хотя и человек, выдвинутый республиканской партией, но к политической элите не принадлежащий. Он не политик, а бизнесмен. А потому и ведет себя, и принимает решения, и говорит не совсем так, как привыкла американская политическая элита, особенно её демократическая половина. Победи на президентских выборах «канонический республиканец», у демократов, скорее всего, было бы меньше ревности и меньше яростных, порождающих скандалы выступлений.
В сложившейся ситуации американская политическая система демонстрирует свою высокую устойчивость. Но избежать вовсе не обязательных потрясений ей не удается.
Впрочем, Трамп, как «новый» политик, является возмутителем спокойствия не только части американской элиты, но и элит европейских. До прихода Трамп отношения внутри НАТО традиционно строились следующим образом. В общем балансе оборонных расходов НАТО на США приходилось 80%, а на всю остальную Европу 20%. Расходы США на оборону составляли примерно 4,5% ВВП, тогда как остальные члены НАТО тратили на неё 1,2 – 2,5% ВВП. В такой ситуации элиты европейских стран-членов НАТО достаточно комфортно чувствовали себя под американским зонтиком и собственные военные расходы наращивать не собиралась. Но тут пришел Трамп и «все испортил»: как бизнесмен и жесткий переговорщик, он предложил партнерам по Евро-Атлантическому договору довести свои военные расходы до американского уровня 4,5% от ВВП. Разумеется, у целого ряда европейских лидеров это «невежливое» предложение энтузиазма не вызвало….
Еще одна, пока что мало осознаваемая Интернет-опасность для либеральной демократии – резкий рост информационной открытости политического процесса и, в связи с этим, заметное ослабление его защищенности от последствий неосторожных слов и плохо продуманных действий политиков. Пример: ситуация с Брекситом. Когда начинался разговор о референдуме по поводу Брексита, консерваторы рассчитывали на отрицательный результат и полагали, что референдум будет не более, чем средством подтверждения правильности проводимой ими политики. Получилось по-иному. Во многом потому, что есть Интернет и есть отсутствовавшие ранее возможности эффективно воздействовать на общественное мнение, играя на его слабостях, активируя разного рода мифологические установки и пр. Референдум породил, мягко говоря, странную ситуацию. Континентальная Европа с широко открытыми глазами смотрит на британцев, предлагая им определиться. А на той стороне Ламанша продолжают бить дискуссионные фонтаны, свидетельствующие о том, что британские элиты до Брексита ещё не дозрели (и, вряд ли, дозреют).
Лет пятьдесят назад все прошло бы намного спокойнее и предсказуемее. Но сейчас изменившийся характер информационного пространства усложняет политикам жизнь, потому что заметно повышает цену их слов, требует от них куда меньшей, чем ранее, открытости и куда большей элитарности. И здесь вновь возникает сформулированный выше и оставшийся без ответа вопрос: каков уровень значимости элитарности, начиная с которого полиархия превращается в олигархию?
Хочу особо подчеркнуть, что все сказанное мной про Интернет, не является призывом к принятию идиотских законов, его ограничивающих. Такого рода законы могут развалить либеральную демократию (да и всякую более или менее «вменяемую» политическую систему) куда быстрее, чем любые ошибки неосторожных политиков. Общество, позволившее себе глупые запретительные решения в отношении циркуляции информации, обрекает себя на вырождение. Опыт СССР в этом отношении очень поучителен.
Завершение либерально-демократические ламентаций.
Я не утверждаю, что сейчас на наших глазах происходит разрушение мировых центров либеральной демократии. Я говорю пока лишь о возникновении мощных угроз, которые лишают современный мир спокойствия — и могут в перспективе ослабить и даже подорвать демократию.
Мы рассматривали политические факторы глобализации. Но для получения целостной картины к ним надо было бы добавить еще климатические изменения и экологический кризис. Все эти процессы ставят перед человечеством огромное количество проблем, которые, говоря словами Чичикова, очень важны в «геморроидальном отношении», но решения которых на сегодня не имеется. Вероятность в процессе поиска решений набить себе шишки, а то и разбить лоб, достаточно высока. Что, естественно, не благоприятствует спокойному развитию институтов либеральной демократии.
В конце 1920-х годов П.А. Сорокин высказал предположение о цикличности политических режимов, а точнее, о последовательном чередовании режимов демократических и недемократических. Не знаю, насколько такого рода циклы четко выражены во времени. Впрочем, не исключаю, что лет через 50 нынешние страны либеральной демократии будут выглядеть по-иному. Не хотелось бы, конечно, чтобы они выглядели совсем по-иному. Но это уже не нам решать.