Глобализация и либеральная демократия, на мой взгляд, встречаются в личности Иисуса Христа
Мне сложно входить в дискуссию о глобализации и либеральной демократии, так как в настоящий момент трудно определить статус, в котором я мог бы это делать.
Я около 10 лет занимаюсь современными медиа, но редко теоретизирую на их счёт.
Я наблюдаю (часто изнутри) разные политические процессы, но отношусь к ним сугубо функционально.
У меня есть личные убеждения, но я не ощущаю нужды обосновывать их перед кем-то или облекать в какую-то институциональную форму.
По-видимому, единственная публичная роль, которая мне доступна в этих условиях — гражданский наблюдатель. Тот, кто рассуждает о масштабных процессах, глядя на них со своей колокольни. И имеет дерзость оценивать их, ориентируясь на интересы защиты этой колокольни.
Если рассматривать феномен глобализации с таких приземлённых позиций, в первую очередь, придётся отметить его утилитарный, прикладной характер. То, что один из участников данной дискуссии уже успел презрительно назвать «макдональдизацией».
Да, глобализация — это «макдональдизация». И в этой констатации нет какого-то априорного осуждения или идейной капитуляции перед событиями, свидетелями которых мы все являемся.
На мой взгляд, в первую очередь, глобализация — это не всемирное распространение каких-то идей. Идеи захватывали умы в пределах всех известных территорий и прежде. И это не способность интеллектуалов общаться между собой, свободно обмениваясь знаниями. То же самое было задолго до появления глобального мира.
Глобализация, в первую очередь — это глобальная экономика и неразрывно связанный с ней в настоящее время глобальный прогресс.
Узбекский таксист, который работает в Москве на корейской машине, собранной по лицензии в Калининграде, получающий заказы через американский сервис, и который в перерывах между заказами звонит по глобальной сети Интернет на Родину семье с помощью эстонской компьютерной программы — вот образ, максимально полно вобравший в себе данность глобализации.
И этот человек соглашается пользоваться атрибутами глобализации прежде всего потому, что они удобно и понятно работают.
Можно часами рассуждать о том, что на определённом витке своего становления глобализация, которая на деле обслуживает интересы мирового капитала, превращается в препятствие для развития и обретения экономической независимости отдельными странами и людьми. Эта угроза неочевидна для миллионов современных людей, участвующих в развитии и укреплении глобализации. И все они начинают пользоваться её продуктами, потому что это понятно и удобно.
Взять в кредит телефон, чтобы звонить друзьям по Скайпу — для меня, как обывателя, в этом наборе действий всё очень естественно и логично.
Но эта производительность и понятность глобализации, как мне кажется, становится первым немым упрёком для либеральной демократии. Как минимум, в её российском изводе. Потому что для многих в России сейчас либерализм видится непродуктивным и непонятным.
Сегодня рассуждения о кризисе либеральной идеи стали привычными для публичных дискуссий всех уровней и видов.
В официальных СМИ активно транслируются утверждения, что у либерализма в России была сложная и малодостойная история.
Этот бренд часто «замыливается» произвольным использованием, как например, в названии партии ЛДПР.
Среди сторонников либерализма можно услышать сетования, что сам этот термин остался непонятым в России — и тем самым препятствует распространению тех же либеральных идей.
На это хотелось бы заметить, что глобализм подарил нам множество новых слов. Очень часто они звучат не просто непонятно, но даже монструозно: «коворкинг», «криптотрейдинг», «буллинг», «шазаминг»… Все эти слова вполне успешно функционируют сегодня в русском языке, потому что маркируют события имманентные глобализации, которые близки и понятны их участникам.
А вот у термина «либеральная демократия» такого понимания среди людей, которым он адресован, нет.
Впору задуматься, как должен трансформироваться либерализм, каким может стать его «Уникальное Торговое Предложение», чтобы стать интересным в условиях тотального прагматизма современной глобализации?
(Если добавить в эти рассуждения нотку иронии, можно вспомнить плакат «Нужны ли мы нам?», который, по утверждению братьев Стругацких, висел в одной из лабораторий Кристобаля Хозевича Хунты. Он сегодня пришёлся бы к месту в аудиториях, в которых обсуждают будущее либерализма в России).
Итак, если задаться вопросом, что способен предложить либерализм и как эффективно сможет себя презентовать либеральная демократия в условиях глобализации, сразу надо заметить, что знака равенства между этими явлениями (либерализм и глобализация) нет.
Мы сегодня отлично знаем, что далёкие от либерализма государственные и общественные структуры успешно встраиваются в глобальную экономику и благополучно существуют в ней именно за счет той легкости, с которой они идут на ограничение и нарушения прав человека (достаточно вспомнить хотя бы китайских рабочих, которые трудятся над производством современной техники по средневековым рабочим нормам).
И всё же, чтобы оказаться услышанным в условиях глобального мира, либерализм должен стать понятным и эффективным для своих адресатов.
В чем может быть польза от либерализма? И на чем может основываться его ясность?
Мне кажется, что здесь проще всего отталкиваться от нейминга и говорить, что либерализм продвигает и поддерживает опыт свободы во всех её гуманных проявлениях.
Но где либералам можно заимствовать убедительность для своих утверждений? В экономических теориях? Они зачастую противоречат друг другу, да и сама экономическая реальность современного мира не допускает возможности быть втиснутой в пределы какой-то одной универсальной доктрины. В декларации непогрешимости и святости прав человека? На этом зиждутся сегодня многие институты европейского мира и, пожалуй, сам европейским мир. Вот только объяснить их целесообразность собеседнику, не приученному их ценить с детства, так же сложно, как обосновать для среднестатистического россиянина правильность и неизменность ельцинской конституции.
На мой взгляд, в этих условиях остается одно решение — обратиться к более понятной, убедительной и, прошу прощения, если кого-то это заденет, естественной для европейского мира вере — христианству. Религии, которая декларирует личность человека как высшую ценность в мироздании. Религии, которая помещает свободу в центр своего вероучения.
Призыв евангельской проповеди «Познайте истину и истина сделает вас свободными!» может стать основой либерального катехизиса, который сможет соответствовать требованиям глобализма в вопросах понятности и эффективности.
Главное, на мой взгляд, что для дела продвижения либеральной идеологии в массы это не будет шаг в прошлое, но шаг в будущее. Вот, например, как естественно Барак Обама сочетал рассуждения о необходимости перемен в социальной политике США с глубокими и сложными цитатами из Священного Писания в своей исторической речи на съезде Демократической партии в 2004 году, с которого началась его карьера в глобальной политике:
«Это величайший из даров Господа, предназначенных для нас, краеугольный камень нации; уверенность в невидимом; вера в лучшее будущее». Обама перефразирует слова апостола Павла из Послания к Евреям: «вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом».
«Благодаря фундаментальной вере в то, что я сторож брату моему, я сторож сестре моей, успешно существует эта страна». Обама упоминает разговор Бога с Каином, убившим брата, из книги Бытия: «И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему?».
Учитывая, что Барак Обама — лучшее, что случилось с либеральной демократией в последние десятилетия, полагаю, нашим либералам имеет смысл присмотреться к его политической культуре в её естественной связи с религией.