Горская конфедерация как регионалистский проект XXI века
Несколько слов о правах человека и о державно-либеральной схоластике
Некоторое время назад в рамках дискуссии «Глобализация и либеральная демократия» мне попалась на глаза статья Даниила Коцюбинского под названием «Регионализм как новая вера, или От невроза философской деконструкции — к эйфории социального синтеза» (http://www.liberal.ru/articles/7401). Скажу честно, подобные заголовки меня пугают. Первый порыв был не читать, потому что любое мое столкновение с категориями типа «философская деконструкция» или «социальный синтез», да еще в контексте глобального переустройства мира, влекут меня в уныние.
Однако уныние в итоге где-то к середине статьи (я таки продержалась!) сменилось интересом к теме, а затем и потребностью прокомментировать некоторые утверждения автора, а заодно высказаться по существу поднятой проблемы.
Рассуждая о перспективах современной либеральной демократии, стоящей «на страже интересов государств, а не людей и локальных сообществ, не имеющих государственного статуса», Коцюбинский сравнивает в целом индифферентную реакцию Запада на российско-чеченские войны, с одной стороны, и его более чем взволнованный отклик на факт присоединения Крыма к России, с другой: «В первом случае, напомню, имело место использование Россией армии (включая военную авиацию) против собственных граждан, сопровождавшееся массовой гибелью нонкомбатантов — то есть мирного населения, причем жертвы исчислялись десятками тысяч. Во втором случае речь шла о сравнительно бескровной аннексии территории, принадлежавшей другому государству. В первом случае массово нарушались права человека, но не нарушался принцип “целостности и неприкосновенности суверенного государства”, во втором случае — был нарушен именно этот принцип. Вряд ли стоит специально пояснять, к какому из этих кейсов западные демократии оказались более чувствительными и в каком случае выказали больше солидарного возмущения».
В этой связи я вспомнила, как в начале 1995 года мы (я – родом из Кабарды, из города Баксана, хотя уже давно, с аспирантских лет, живу и работаю в Петербурге и чувствую себя петербурженкой не меньше, чем кабардинкой) с друзьями-чеченцами, чудом уцелевшими во время ковровых бомбардировок Грозного и сумевшими вывезти свои семьи в Петербург, замерев у телевизионного экрана, ждали международной реакции на происходящие в Чечне события. Потому что было ясно: только активное вмешательство западных держав в конфликт способно повлиять на президента России Ельцина, а значит, и исход этой кровавой бойни.
Однако оказалось, что официальные власти США и главы европейских держав, судя по их довольно сдержанным высказываниям относительно происходящего, не собираются «ссориться» с Россией. Разумеется, они осуждали введение войск в Чечню и широкомасштабные военные действия на территории республики, однако принцип территориальной целостности России заслонил как масштабы этой катастрофы, так и ужасающую статистику человеческих потерь среди мирного населения и массового нарушения прав человека в ходе т. н. зачисток, пыток, изнасилований, функционирования концлагерей и т. п. действий, которыми обычно сопровождаются такого рода «усмирительные» войны.
Во время Второй чеченской войны, к слову, реакция Запада заметно изменилась: призывы немедленно прекратить боевые действия и начать переговоры с чеченскими лидерами звучали чуть ли не с первых дней военного конфликта. Россию обвиняли в гибели мирного населения и требовали уважать международные принципы, грозя в случае неповиновения блокированием кредитов по линии МВФ и прекращением безвозмездных поставок продовольствия в Россию. Но даже до таких смехотворных санкций дело так и не дошло. Там, где, на мой взгляд, требовались иная риторика, жесткая дипломатия и не менее жесткие антироссийские экономические меры, главы западных стран выражали протокольную озабоченность эскалацией конфликта и дежурно призывали к мирным способам разрешения конфликта. Массовые нарушения прав человека в очередной раз на чаше дипломатических весов потянули меньше, чем принцип невмешательства во внутренние дела России и априорного уважения ее территориальной целостности и суверенитету – то есть по факту права российского государства творить со своими гражданами все, что ему заблагорассудится.
И совсем другое дело – реакция Запада на присоединение Крыма к России. Один только перечень санкций, введенных США и странами Евросоюза против РФ, занял бы несколько десятков страниц. Достаточно сказать, что коснулись они практически всех важнейших сфер российской экономики: финансовой, банковской, транспортной, топливно-энергетической, и их разрушительное для жизни российских граждан (но не российской власти!) влияние очевидно.
Можно ли оценивать подобную несоразмерность предпринимаемых Западом мер как пустое декларирование либеральных ценностей (при фактическом следовании принципам Realpolitik) в первом случае – и как открытую защиту государственных, а значит, и своих собственных державно-политических интересов во втором? И не являются ли, таким образом, оба этих случая примерами фактического игнорирования базовых либеральных принципов, в центре которых, как известно – человек и его права, а не государства и их «суверенитеты»?
Сегодня, на рубеже уже третьего десятилетия XXI века, абсолютно ясно, что никакие заклинания современной либеральной доктрины, как и 400 лет назад, на заре ее становления, не способны защитить маленького человека от государства, равно как и маленькую страну – от большой (и речь не только об Украине и Крыме), а маленький народ – от доминирующей нации, а точнее, от государства, выступающего от ее имени.
Именно об этом по сути и говорит Коцюбинский, утверждая, что «не “права человека” рулят как во внешней, так и во внутренней политике государств, а, во-первых, эгоистически-монструозные “державные” интересы, а во-вторых — конкретная гражданско-политическая культура (включая культуру т. н. легитимного убийства), лежащая в основе самоорганизации данного конкретного социума».
Чечня-Ичкерия, вступившая в войну с Россией – довольно яркий пример заранее обреченного противоборства малого этно-образования против монстра-государства, в конечном итоге перемоловшего «конкретную гражданско-политическую» суть мятежного региона, причем, настолько, что сегодня уже сама Чечня считается самым верным вассалом Кремля и лидером в области нарушения прав человека чуть ли не на всем постсоветском пространстве. Не это ли ярчайший пример описываемой Мадиной Тлостановой «расколотой идентичности» (http://moscowartmagazine.com/issue/7/article/97), «утратившей, – по словам Коцюбинского, ссылающегося на Тлостанову, – исходную культурную цельность, но в итоге так и не ставшей полноценной частью ни западной, ни советской систем модерна и оставшейся вместо этого наедине с пожизненным синдромом второсортности и хроническим комплексом неполноценности».
Но означает ли это, что малым народам для более комфортного и перспективного существования нужно отказываться от поиска новых этнокультурных конструкций, или наоборот – им следует искать альтернативу современной «либерально-державной схоластике»? И здесь мне как человеку, занимавшемуся изучением историографии Кавказской войны, а равно как потомственной горянке, хочется еще раз вернуться к регионалистской доктрине, предложенной Коцюбинским, поскольку, по моему мнению, именно она может вывести варианты самоорганизации малых народов на новый, современный уровень.
Назад в будущее, или «Салам алейкум, братья!»
Примерно месяц назад в Интернете появился видеоролик с песней «Салам алейкум, братья». Несмотря на банальную мелодию, незамысловатый текст и довольно скромные вокальные данные певца – барда-самоучки из Карачаево-Черкесии Ислама Итляшева, песня стала мегапопулярной в северокавказском регионе.
Вот ее текст:
Салам алейкум, небеса высокие –
Творение великого творца.
Салам алейкум, счастьем окрыленные
Людские благородные сердца.
Салам алейкум, братья с Ингушетии,
Салам тебе, Далу и Карачай,
Салам тебе, дружная Осетия,
Салам алейкум, весь Адыгский край.
В краю родном любимом воздух чистый,
Орлы летают тихо в небесах.
Мой гордый край и родину родную
Ты сбереги от войн, мой Аллах.
Салам Алейкум братьям с Дагестана
Салам Алейкум, гордая Чечня
Большой салам наследникам Алана,
Салам тебе, Абхазия моя.
Салам алейкум всем родным и близким,
Салам тебе, родная Кабарда,
О нашей дружбе мы еще услышим,
Салам тебе, Ногайская орда.
В краю родном любимом воздух чистый,
Орлы летают тихо в небесах.
Мой гордый край и родину родную
Ты сбереги от войн, мой Аллах.
Рассуждать о художественной ценности данного текста смысла нет: рифмы весьма условные, с размером и стопностью вообще беда. Не спасает художественную сторону этой патетической «баллады» ни модная сейчас общественно-политическая лексика, ни редкие вкрапления метафор и эпитетов.
Что касается мелодии – тяжелая и гремучая, отягощенная любительской видео-постановкой (https://www.youtube.com/watch?v=C-V9vStmsLA) в виде массового исполнения лезгинки, которая, вероятно, должна была оживить это действо, но увы… Не сладилось и с декорациями: длинный серый забор и три машины на заднем плане, две из которых – с распахнутыми дверями. Что это должно было символизировать – одному Аллаху известно.
В целом, о недостатках этого вокально-инструментально-танцевально-видеороликового произведения можно говорить долго, но, ограничусь одной фразой: оно прекрасно вписывается в контекст современной северокавказской масс-культуры.
Судя по комментариям к данному видео (Супер!!! Здорово, за любимый Кавказ! Молодцы! Красавцы! Класс! Мощь, братья, вы взорвали интернет! Очень зажигательно!), тех, кому оно понравилось, очень много. А всего просмотров – 8,5 млн. Да, вы не ослышались: восемь с половиной миллионов!
Может, секрет невероятного успеха песни – в энергичном танце, который исполняют темпераментные юноши, каждый из которых, судя по флагам в руках, представляет одну из северокавказских республик? Танцуют в самом деле неплохо, но все же не настолько, чтобы ошеломить публику. Лезгинка может вызвать ажиотаж, если случится среди бела дня на Красной площади, а на Кавказе она, понятное дело, не редкость.
Так почему этот заурядный, в общем-то, с художественной точки зрения, клип набрал такое зашкаливающее количество голосов? Для сравнения: один из самых успешных на сегодня, если не самый успешный, северокавказский певец Астемир Апанасов – выпускник ГИТИСа, музыкант, композитор, актер театра и кино, победитель конкурсов «Синяя птица», «Надежда Европы» и «Новая Звезда», лауреат театрального фестиваля в Эдинбурге, гастролирующий по всем странам мира – набирает за свои песни в 30 раз меньше просмотров, чем этот политизированный «Салам алейкум».
Секрет этой музыкальной сенсации, конечно же, не в музыке и не в танце, а в том политическом месседже, по которому (учитывая единодушно-многомиллионную реакцию) истосковались практически все горцы. И месседж этот, как нетрудно понять, чисто регионалистский, конфедералистский и, если так можно выразиться – антиимперский и антинационалистический. Ясно, что под словами «мой гордый край и родина (извините) родная» подразумевается именно кавказский регион, а точнее – горская часть Кавказа, а не Россия, как можно было бы предположить. О России в песне – вообще ни слова, и флаг РФ в этом флешмобе также не фигурирует. Но почему, собственно говоря?
Думаю, по той же причине, по которой минувшей осенью ингушские оппозиционные активисты призвали к бойкоту общероссийских выборов, которые проводились в заведомо несвободных и чреватых фальсификациями условиях – в то время как «собственно российская» оппозиция призывала избирателей стоически участвовать в любых, даже самых нечестных выборах, поскольку не находила в себе силы отстраниться от России как государственной конструкции и признать ее в целом негодной политической системой. Для многих же кавказцев, как можно понять, осознание России как чего-то такого, с чем можно иметь дело (если есть хоть какой-то резон), но можно и не иметь (если дело категорически не ладится) – кажется вполне естественным. Да и для большинства жителей России словосочетание «Россия и Кавказ» не выглядит таким же странным, какой была бы фраза «Россия и Москва» или «Россия и Центральный федеральный округ».
К слову, совсем недавно известный режиссер Александр Сокуров, делясь впечатлениями на «Эхо Москвы» о своих нынешних студентах, сказал следующее: «Когда говоришь с молодыми людьми с Кавказа, то видно, какая критическая там масса и критическая ситуация. Они напрямую говорят: “Если вы начнете воевать с НАТО, мы на вашей стороне воевать не будем”… Очень многие из них говорят, даже девушки, что “пожалуй, мы должны жить отдельно от России”. Это такая парадоксальная, казалось бы, ситуация. Но надо об этом думать: почему, что происходит?»
Похоже, неожиданно выстреливший интернет-клип в очередной раз высветил слегка затертую текущей телепропагандой истину: несмотря на две с лишним сотни лет покорения, «замирения» и приручения, Северный Кавказ в цивилизационном плане так и не стал в полной мере Россией. А значит, остался почти самим собой…
Не секрет, что нынешний российский Кавказ имеет свое вполне узнаваемое «лицо». И это «лицо», увы, малопривлекательно для многих жителей России и имеет в их глазах плохую репутацию. Начиная со времен Кавказской войны XIX века, все без исключения кавказские народы доставляли России одни только проблемы. Да и сейчас Северный Кавказ спокойным не назовешь. Практически с момента крушения СССР он считается самым нестабильным, при этом – самым густонаселенным и многонациональным регионом России, в котором проживает свыше 10 млн. человек 50 национальностей.
Разобраться с царящим здесь разнообразием этнических, лингвистических и конфессиональных особенностей сложно даже местным жителям, не говоря уже об остальных. В одном только Дагестане в ходу – 45 языков, из которых только полтора десятка имеют письменность, остальные существуют исключительно на бытовом уровне. У дагестанцев почти в каждой деревне – свой собственный язык или диалект, поэтому зачастую дагестанцы могут общаться между собой только с помощью аварского. Кабардинцы и черкесы не понимают языков остальных родственных адыгских племен – абадзехов, бжедугов или шапсугов, проживающих на Западном Кавказе, хотя языковая группа у всех одна – абхазо-адыгская. При этом абхазов не понимает вообще никто, кроме них самих и близкородственных им абазин, жителей Карачаево-Черкесии.
Среднестатистическому россиянину из других регионов России отличить на глазок дагестанца от кабардинца или ингуша от карачаевца практически невозможно. Без особых усилий они смогут только определить признаки «кавказскости», и то, если они ярко выражены.
«Ты с Кавказа?» – именно с этим вопросом обращаются друг к другу представители всех северокавказских республик, встретившиеся где-то в средней полосе России. И никому из них в голову не придет начать разговор с выяснения конкретной национальности, потому что это уже подробности второго уровня, когда твоя кавказская принадлежность установлена. Вспомните студенческие землячества в российских городах или дедовщину в армии: за пределами своих республик кавказцы прежде всего – единая общность (хотя этнически и структурированная изнутри), а не просто «отдельно взятые» осетины, чеченцы или кабардинцы. Даже зарубежная северокавказская диаспора, не желая дробиться, предпочитает называть себя «черкесской», хотя каждый ее представитель точно знает, какой именно он национальности.
Народы, составляющие единую северокавказскую общность, где бы они ни проживали, имеют слишком много схожих признаков, и игнорировать их невозможно: свою историю, культуру, традиционные общественные институты, обычаи и менталитет. Под эту единую горскую культуру в известной степени оказываются подстроенными не только многие элементы национальных костюмов, но даже религии – как ислам, так и христианство. Потому что общегорская идентичность на Кавказе всегда стояла выше религиозной общности и этнических признаков.
Однако для России – как в XIX и XX веках, так и по сей день Северный Кавказ – это отнюдь не региональное и культурно-историческое целое, а нечто вроде «бабушкиного одеяла» из мелких и совсем мелких народов и «народцев». Это сугубо географическое образование, территория, имеющая стратегическое значение как приграничная, при этом густо заселенная большим количеством беспокойных, «проблемных» малых народов…
После революции, создавая советские автономии, большевики с границами особо не церемонились, разбираться во всех этнических тонкостях не было ни времени, ни желания, поэтому резали по живому, бездумно и хаотично (продолжая в этом смысле колониально-административную практику царского правительства), без учета неизбежно возникающих в этих случаях межэтнических противоречий – в 1917, 1918, 1921, 1924 годах, загоняя тем самым внутрь глубинные причины будущих конфликтов.
Нет смысла перечислять фатальные несообразности, допущенные при нарезании границ, достаточно вспомнить самые громкие межнациональные конфликты ХХ столетия на Кавказе, дабы уяснить, что суть их – исключительно в территориальных претензиях, порожденных имперско-советской «нарезкой». В самых сложных случаях границы приходилось корректировались, как это было в 1957 и 1990-х годах. Но сегодняшняя их нарезка по-прежнему несовершенна и остается причиной затяжного противостояния Ингушетии и Северной Осетии, а также ряда других соседних республик либо народов, искусственно загнанных в единые «национальные» границы.
Совсем недавно искусственно созданная советской властью и унаследованная Российской Федерацией «проблема границ» стала источником межнационального конфликта между Чечней и Ингушетией. Напомню, что в 1991 году, после разделения Чечено-Ингушской АССР на Чеченскую и Ингушскую республики, граница между ними не была определена – формально ею считалась граница 1934 года, однако ее демаркация не проводилась из-за многочисленных территориальных разногласий двух народов.
Не прошло и двух лет, как проблема дала о себе знать. Начиная с 1993 года власти этих республик периодически (в 1993, 2003, 2005, 2008, 2012, 2013 годах) пытались обозначить границы своих автономий, пока в 2018 году не случилось открытое противостояние, чудом не переросшее в вооруженный конфликт. 26 сентября 2018 года главы Чечни и Ингушетии Рамзан Кадыров и Юнус-Бек Евкуров подписали соглашение о закреплении между республиками административной границы, в результате чего Ингушетия получила примерно 1000 га чеченской земли, а Чечне отошли 26 800 га территории Ингушетии, то есть в 26 раз больше. Разумеется, жители Ингушетии посчитали такой обмен неравноценным, что впоследствии подтвердили и независимые эксперты-картографы.
Ни последовавшие затем многомесячные мирные акции протеста жителей Ингушетии, ни решение Конституционного суда Республики о признании соглашения незаконным, ни чрезвычайный съезд представителей тейпов ингушского народа, ни собравшийся в Назрани Всемирный конгресс ингушского народа, ни широкая поддержка ингушей многочисленными общественными организациями РФ и простыми гражданами не сыграли никакой роли в этом деле. 6 декабря 2018 года Конституционный суд РФ постановил, что соглашение Кадырова и Евкурова вполне конституционно, а новые границы установлены законно.
Закончилось все жесткими росгвардейскими разгонами возмущенных жителей Ингушетии и арестом лидеров мирного гражданского протеста — Ахмеда Барахоева, Бараха Чемурзиева, Мусы Мальсагова, Хасана Кациева и Ахмеда и Исмаила Нальгиевых, Зарифы Саутиевой, Малсага Ужахова – всего было задержано 58 человек. Во избежание массовых беспорядков их вывезли за территорию Ингушетии, 30 из них, включая старейшин преклонного возраста, все еще содержатся в Кабардино-Балкарии, в нальчикском СИЗО.
Одним словом, конфликт не разрешен и никогда не будет разрешен способами, имеющимися в российско-имперском арсенале, и не нужно быть экспертом, чтобы спрогнозировать его дальнейшее течение как уход вглубь и превращение в застарелую и периодически кровоточащую политическую язву.
Сейчас ситуация на Кавказе накалена настолько, что очередное подобное вмешательство российской власти во внутрикавказские дела (такие, к примеру, как недавняя попытка управления Минюста РФ по Ингушетии ликвидировать региональное общественное движение «Совет тейпов ингушского народа») может привести к непрогнозируемому эффекту.
Неудивительно, что на фоне всего этого – резко усилилось стремление горцев к преодолению своих т. н. межнациональных противоречий во имя обретения единой гражданской идентичности, выводящей за скобки все разговоры о «границах» и кремлевском факторе как главном регуляторе внутрикавказских отношений. И здесь мы возвращаемся не только к упомянутому выше песенно-танцевальному клипу, но и к памяти о горской конфедерации, идея которой пробивалась всякий раз, когда у горцев появлялся шанс на свободную самоорганизацию «снизу».
Первый осознанный выбор такого рода горцы сделали в 1917 году. В промежутке между двумя переворотами – февральским и октябрьским – здесь зародилась идея Кавказской конфедерации, а ровно через год без столкновений и кровопролития был образован «Союз Объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана», просуществовавший, увы, всего пару лет и сгинувший в начале 20-х годов в хаосе Гражданской войны.
Горская конфедерация занимала всю территорию от Черного до Каспийского моря, а это практически 260 тыс. кв. км с населением свыше 6 миллионов человек. В ее состав вошли Дагестан, Чечня, Осетия, Кабарда, Балкария, Карачай и Абхазия. Внутренние границы национальных образований имели несомненную логику и основывались на этническом принципе, но в случае возникновения каких-либо территориальных или иных межэтнических противоречий предполагалось исключительно мирное и консенсусное их разрешение. Именно об этой конфедерации писал в 1990 году известный историк и советолог А. Г. Авторханов, рекомендуя ее автономиям Кавказа как наилучшую модель регионального устройства, выстроенную на демократических началах. И она действительно была таковой. Конечно, реальная история Горской конфедерации, зажатой между большевиками, армией Деникина, а также Германий, Турцией и Антантой – была исполнена сложностей и противоречий, в том числе внутренних, в которых проявились как светские, так и исламистские тенденции. Но в целом этот опыт содержал в себе, без сомнения, конструктивный и полезный для народов Кавказа потенциал. Стоит отметить, что даже с казаками Горская конфедерация, противостоявшая большевизму, стремилась найти и находила общий язык.
Сохранись эта структура подольше – возможно, удалось бы жителям региона избежать случившейся впоследствии, в эпоху СССР, болезненной структурной деформации и ее разрушительных последствий. Ютясь на многократно рассекаемых без всякой логики вдоль и поперек землях, раздираемые разного рода противоречиями, горцы в итоге лишились ощущения причастности к чему-то общему, единому и надежному. Однако вопрос целесообразности горского трансграничного единения никогда не сходил со всекавказской повестки дня, при том что дискуссии на эту тему не приветствовались и до сих пор не приветствуются ни российской властью, ни местной.
Именно поэтому попытка горцев вернуться к конфедеративной системе самоорганизации в конце 1980-х годов не увенчалась успехом: воссозданная Конфедерация горских народов Кавказа, объявившая себя правопреемницей Горской республики, столкнулась с серьезными препятствиями, чинимыми российской властью. А объявление Конфедерации суверенным национально-государственным образованием, расцененное Москвой как намерение отделить Кавказ от России, и вовсе поставило фактическую точку в деятельности этой структуры.
С тех пор прошло три десятка лет. И вот песня «Салам алейкум, братья» стала всекавказским хитом. В этом видео есть все, что нужно сегодня каждому кавказцу – общая родина, наличие братских соседних народов, мирное небо над головой и отсутствие – пускай и чисто мечтательное – российского фактора как военно-имперского регулятора местной жизни. Примечательно, что песня не содержит в себе ничего воинственного и даже оборонительного. Она адресована горцам, но автоматически как бы заявляет о том, что горцы – суть некое целое, которое, во-первых, конфедеративно и «антинационалистично», хотя и ни в коей мере не внеэтнично (даже самым малым этническим группам уделяется в тексте песни такое же подчеркнуто уважительное внимание, как и самым многочисленным этносам) по своей сути, во-вторых, суверенно и способно вступать в равноправные отношения с внешним миром, и, в-третьих, основывает свою идентичность на чисто регионально-цивилизационном факторе, обозначаемом коротким словом «Кавказ». Так выглядит мечта тех, кто создал эту музыкальную видео-композицию и кто ее восторженно «лайкнул».
Разумеется, наивный и в чем-то даже гротескный клип – это всего лишь повод задуматься о проблеме региональной эмансипации Северного Кавказа, как, возможно, наиболее оптимальном пути развития его в наступившем столетии. Свободная, идущая снизу, конфедерализация Северного Кавказа, если она, конечно, когда-нибудь случится, сможет, как представляется, решить сразу несколько проблем, кажущихся сегодня почти неразрешимыми.
Во-первых, исчезнут приграничные споры, поскольку все эти пародии на «государственные границы», которыми исполосованы сегодня внутренности Северного Кавказа (да и всей России), превратятся в рубежи, где ключевыми окажутся не национальные интересы той или иной республики, а голоса конкретных территорий и их органов местного самоуправления – того же Пригородного района. И эти органы местного самоуправления будут сами – а не с подачи амбициозных и угодничающих перед Кремлем республиканских начальников – решать, как им самоуправляться и как регулировать свою местную жизнь.
Во-вторых, сможет легко быть решена проблема возвращения беженцев в те регионы, из которых они были изгнаны – грузин в Абхазию и Южную Осетию, казаков в Ингушетию и Чечню и т. д., потому что исчезнет угроза демографических перекосов в пределах отдельных малых «национальных образований». Горская конфедерация позволит органично существовать внутри себя разным этническим сообществам, которым больше не придется вести между собой борьбу за «национальное доминирование» в своих квазигосударственных, а по сути марионеточных микро-капсулах.
В-третьих, как следствие, уйдут в прошлое обиды и недоверие, которые накопились за истекшие два столетия и которые, если верить отчаянно пляшущим лезгинку горцам – к слову, поющим на культурно объединяющем их всех русском языке – настало время оставить в прошлом и перейти в будущее с совершенно другими проектами и мечтами.