Комментарий Сергея Циреля
Статья производит очень сильное впечатление, в ней соединяется сугубо экономический подход с институциональным и социологическим. Исключение составляет лишь раздел о правительстве Примакова, в котором, несмотря на старания автора, все же чувствуются личные пристрастия. Например, кто может исключить, что именно эти 18 дел могли дать возможность проявиться последствиям либеральных реформ и дефолта, не зависимо от того, существовала ли у Примакова какая-либо программа, действовал он наитию или просто случайно попал в точку. Победителей не судят.
Однако я хотел сказать не об этом. Заявленный в статье подход заставляет думать о проблемах совсем иного порядка.
1. Несколько смущает инструментальное отношение к ценностям, как будто речь идет о ценных бумагах на рынке – будут они способствовать развитию рыночной экономики или нет. Хотя я сам писал о том, что наш ответ на вызовы времени должен быть главным образом экономическим, все же ценности – это нечто много большее, их роль не сводится к способствованию экономическим успехам, и их трансформации далеко не всегда укладываются в схему «вначале реформы меняют реальные отношения, затем меняются формальные институты, затем – неформальные институты и ценности».
2. Нет полной уверенности в том, что в стране действительно преобладает процесс формирования либеральных ценностей, а не продолжается в новой форме деструкция любых ценностей, начавшаяся в советское время. Признаки деструкции очевидны. С одной стороны, группа анархистов, не признающих общественных норм, достигает уже одной пятой общества (по данным Л. Бызова). С другой стороны, в группе либералов очень низок уровень доверия, малы «рейтинги» трудолюбия, честности и законопослушности. В то же время наблюдаются признаки роста агрессивного национализма, захватывающие не только маргинальные группы; весьма характерно отношение россиян к делу полковника Буданова. Я не утверждаю, что деструкция возьмет верх над процесс формированием либеральных ценностей, но опасность, безусловно, существует. И, на мой взгляд, явное пренебрежение либералов к социальным программам и социальной справедливости вообще, пусть даже полезное для роста ВВП, может способствовать развитию деструктивных процессов в обществе.
3. К сожалению, ценностный подход, заявленный в данной статье, очень мало отразился на программе «Бремя государства и экономическая политика: либеральная альтернатива», разработанной под руководством автора статьи. Едва ли не все либеральное видение проблемы свелось к снижению доли государственных расходов в ВВП, урезанию различных программ, уничтожению ГУП (при прохладном отношении большей части российского бизнеса к инновациям пока в основном на них держится прикладная наука) и повышению окладов госслужащим (при этом не принимается во внимание, что рост окладов госслужащих потянет за собой рост окладов военных и бюджетников). Предложению из статьи «Конечно, нужно выделять больше средств на науку и образование» не нашлось место в этой программе. Да и сам принцип снижения доли государства в ВВП в основном относится к определенной ступени развития экономики, причем даже в настоящее время корреляция между ростом ВВП и долей государственных расходов неустойчивая. Например, в Европе, к сближению с которой мы стремимся, значимость корреляции между долей государственных расходов в ВВП и скоростью его роста держится только на одной Ирландии, чей пример весьма поучителен, но вряд ли переносим на российскую почву, а при исключении влияния третьего фактора, GDP per capita, вовсе исчезает. А ведь есть еще и российская традиция повышенной роли государства в экономике, которая, как и другие институции, не может исчезнуть в одночасье. Учитывая это, возможно, в настоящее время стоит не ставить задачу существенного сокращения прямых государственных расходов (что, разумеется, не отменяет проблем повышения их эффективности, свидетельством их неэффективности является странное соотношение между долей государственных расходов и индексом Джини), а сосредоточить внимание на сокращении коррумпированной «серой» зоны, где частное и государственное переплетены между собой. Японский опыт показывает, что и подобная «серая» зона, несмотря на свою коррупционность, может быть эффективна, однако мы не сумели и явно не сумеем воспользоваться их примером.
4. В статье говорится о том, что «российское экономическое чудо возможно только за счет ставки на нововведения и увеличение человеческого капитала; рецепты, испытанные в других странах, вряд ли будут работать у нас». Перечень задач программы Грефа, несмотря на предпосланный ей анализ ценностей, это в первую очередь перечень общелиберальных преобразований, мало конкретизированных для России с учетом наших ценностей (и их существенной деструкции) и особенностей стиля жизни и труда. Будет ли такая программа и другие, подобные ей, эффективны в России? Может ли она обеспечить «превращение России в страну свободной рыночной экономики, готовой к вызовам ХХI века»? Будут ли заложенные в ней механизмы способствовать росту доверия в обществе, «заставлять бизнес заниматься инновациями, позволяющими хоть на время получить конкурентные преимущества»? Создадут ли они «особую атмосферу уважения к новаторам, их поддержки обществом»? Речь идет не о разработке на правительственном или околоправительственном уровне национальной модели рынка (вряд ли это возможно), а о принятии решений, «минимаксных» для наиболее вероятных моделей российского рынка, минимизации риска попадания в институциональные ловушки. Ведь надо ясно отдавать себе отчет в том, что нам сегодня практически нечего предложить для постиндустриальной экономики — Россия в отличие от западных стран (и даже Японии) не может экспортировать способы организации, а в научно-техническом отношении за годы реформ мы не догнали Запад, а лишь больше отстали.