Элина ОСИПОВА

Волонтёр ICEF
Outreach

Поделиться ссылкой:

Волонтёр ICEF Outreach:

 

Элина Осипова:

Добрый день. Сейчас я являюсь главой
благотворительного фонда студенческой организации ICEF Outreach. Расскажу, как он зародился,
расскажу о себе. Сначала про благотворительную организацию.

ICEF
Outreach – это
студенческая организация, основанная в 2008-м году студенткой факультета
института экономики и финансов ВШЭ Майей Клишо. Она очень много ездила по миру,
в том числе в Америку. Там в каждом институте была благотворительная
организация. Ей было не понятно, как такой большой институт, как ВШЭ, не
занимается благотворительностью. Сам институт не имеет права заниматься этим,
но студенты могут. Майя уже давно выпускница, оставила своё дело на факультете,
её дело продолжают люди, которых она не знает. За 6 лет мы выросли с разовых
поездок и акций до регулярных поездок в детские дома. Стали проводить
благотворительные вечера. Здесь фото с мастер-классов из детского дома.

В
2008-м году была проведена первая акция «Мой до дыр». Мы собирали деньги на
средства личной гигиены в больницу, в дом ребёнка. С 2009-го года мы нашли
детский дом и стали туда регулярно ездить. Возникла проблема, с которой
сталкиваются все благотворительные фонды: где взять денег? Сначала всё это
финансировали за счёт студентов, помогали родители, но было ясно, что эта
организация должна существовать самостоятельно. Тогда придумали акцию, подобные
которой широко развиты в Европе и в Америке. Мы сами готовим плюшки, выпечку и продаём.
На вырученные деньги оплачиваем необходимые вещи для детского дома, оплачиваем
автобус, покупаем необходимые вещи для мастер-классов. Это основной способ
нашего финансирования. Детский дом, куда мы ездили, находится в Тверской
области, называется «Родничок». Он достаточно благополучный, по сравнению с
другими детскими домами. Их хорошо обеспечивает государство и частные спонсоры.
Мы поняли, что нам хочется чего-то ещё. Нашли ещё один детский дом, он оказался
коррекционным. Здесь были дети со 100% неизменяемым диагнозом олигофрении. Я
видела этих детей, они далеко не олигофрены. Есть психические нарушения, но нет
такого, что они не дееспособны. К сожалению, в нашей стране каждый третий
ребёнок с отклонениями имеет такой диагноз. Мы продолжаем туда ездить. Там
находится около 110-ти детей. Каждый год мы проводим им выпускной. В этом году
оплачивали турбазу, сами их развлекали, организовывали фото и видеосъёмки.

В
2011-м году мы запустили новый проект. Ребята выпускники создали комнаты с
компьютерами в детских домах, которые мы курируем. Нашли спонсоров. И
дистанционно проводим им уроки, репетиторствуем, готовим к ЕГЭ. В каждом
детском доме есть уникальный ребёнок, которого они тянут на олимпиады. Это уже
капитальные затраты: покупка компьютеров, оплата Интернета. На это были найдены
частные спонсоры.

В
2012 -2013-м году нас отметили в институте, с тех пор мы являемся институтским
проектом. Нас приглашают на межуниверситетские форумы, нас начали немного финансировать.
В настоящий момент нами курируется два детских дома. Второй детский дом почти
коррекционный. Там слабовидящие дети.

Немного
расскажу про финансирование. Чтобы вы понимали, что это можно сделать в любом
университете. Мы не привлекаем ничего сверхъестественного. Основная наша
поддержка состоит в том, что мы ежемесячно проводим в кампусе продажу выпечки.
Благотворительный вечер проводится раз в год в марте. Здесь самый большой
приток денег, мы зарабатываем 90-100 тысяч. На эти деньги мы везём ребят на
экскурсию в Москву или делаем выпускной. В ВШЭ есть премия «Чугунное яйцо» за
лучший студенческий социальный проект, мы её выиграли, нам подарили 100 тысяч.
Мы их использовали в дело. Наш факультет МИЭФ иногда нам оплачивает поездки. Мы
проводили там ремонт, меняли окна, покупаем вещи, поездки и экскурсии в Москву
или близлежащие города. Финансовый год мы закончили в минусе, но у нас есть
свои запасы, которые его восполнили.

Здесь
фото детского дома. Это коррекционный детский дом. Смотрели вы, или нет
замечательный фильм, его выложила в You Tube
Елена Погребижская, называется «Мама, я убью тебя». Это отдалённый детский дом,
который находится в Рязанской области. Она рассказывает про детский дом,
намного ближе к Москве. Всем советую посмотреть его, он был в закрытом показе.
Сама Лена приходила к нам в ВШЭ. В фильме рассказывается о детях, которым
поставлен такой диагноз, который не снимается. Это фильм произвел большое впечатление
на наше правительство. Фильм показали Голодец, она сказала, что нужно срочно
снимать диагнозы, и порядка тысячи детей освободились от этого диагноза. Но у
нас 1 миллион 800 тысяч детей-беспризорников. Тысяча это хорошо, но очень мало.

Это
школа-интернат «Гаврилов-ям». Тут детки слабовидящие, но почти у всех есть
родители. Они живут там в течение 5-6-ти дней, а на выходные их забирают. К
сожалению, не все из них имеют родителей. В этом детском доме не ставят
диагнозы, но они уже ограничены в своей деятельности. Апогеем их трудовой
деятельности может быть массажист, либо парикмахер.

Это
наши пекари. Помимо того, что они учатся, ещё и могут так чудесно печь. Каждую
продажу выпечки мы стараемся делать тематической. Это и оформление, и написание
плаката, для чего мы собираем деньги. Разница с продажи выпечки с пояснением
при помощи плакатов, и без него, составляет 30-40%. Если мы ничего не пишем,
собираем тысяч 15, а если пишем, то тысяч 20-25.

Расскажу
про экскурсии. Два-три раза в год мы возим детей в Москву или близлежащие
города: Рязань, Ярославль. Важно в этот день поговорить с каждым ребёнком,
узнать, что ему понравилось, а что нет. Когда ты их привозишь в отель, надо
показать, что ты с ними до конца. Их вывезли из зоны комфорта, привезли в
недобрую Москву, не всегда погода бывает хорошей, а они весь день катались, к
концу дня не понимали, в чём разница. Если их вечером оставлять в отеле, у них
становятся грустные глаза. Когда приезжаешь в детский дом, многим становится
грустно, обидно, некоторые плачут. У нас такого нет. Но когда ты их оставляешь,
грустнее глаз я не видела никогда. Важно в момент экскурсии не кинуть их, надо
оставаться, пока они не заснут.

Мы
проводим квесты по городу. У нас был однажды квест «Город любви». Мы в Москве
ездили по мосту, где замочки вешают, посещали сад Эрмитаж. Там есть
архитектурное сооружение в виде сердечка. Посещали другие места, связанные с
романтикой. Мы их возили, они искали эти места, загадывали желания. Вот эту
надежду мы им дарим.

Мы
проводим кулинарные мастер-классы. Они очень любят готовить. Стараемся их
кормить вкусно, где-нибудь договариваемся. Всегда с ними поём песни. Есть очень
талантливые ребята в детских домах. В школе-интернате есть мальчик, у него
голос, как у Цоя. Ему 22 года, он не видит, ходит очень плохо, но поёт, как
Цой.

Самое
простое, что может сделать каждый, донорская сдача крови. У нас в университете
проводится день донорства. С кровью в Москве совсем плохо, в регионах ещё хуже.
Мы стараемся собирать людей и раз в месяц ездить в больницу имени Дмитрия
Рогова. Мы называем эту акцию «Помоги дважды», потому что мы за эту кровь
получаем деньги. Деньги мы собираем с волонтёров, по желанию, и стараемся
использовать в наших целях.

Здесь
есть фото, когда нас номинировали от института на конкурс «День донора». Это
фото вошло в десятку лучших, мы идём на следующий этап.

Сейчас
я расскажу о себе, как я сюда попала и почему этим занимаюсь. Когда я пришла на
первый курс факультета МИЭФ, мы начали учиться на английском. Потом я пришла на
ярмарку студенческих инициатив. Меня сразу зацепила благотворительность. Хотя,
я думала. Как студент может этим заниматься, ведь нет финансов, нет понимания,
что это такое. Я записалась ради интереса. Сходила на первое собрание, потом
сразу записалась на поездку в детский дом. Всегда было интересно, как там? У
меня полная семья. Я думала, что мне будет тяжело, страшно, думала, что буду
плакать. За четыре года не было ни одной поездки, когда бы мне стало грустно.
Не могу сказать, что я какой-то жёсткий человек, но там даже не успеваешь
подумать. Ребята, если у вас есть возможность, обязательно там побывайте. На
первом курсе я ездила в детский дом «Родничок». На следующий год девочка,
которая была куратором, выпустилась, и меня назначили главной по этому детскому
дому. Следующий год я ездила как координатор. На следующий год мы отказались от
этого детского дома, там сделали компьютерные комнаты. Нам было тяжело тратить
деньги на «Родничок», в то время как коррекционный детский дом больше нуждался
в ремонте, в финансовой поддержке. Потом нашли третий детский дом. Я стала
координатором этого детского дома. Мы все вместе проводим благотворительные
вечера, готовимся, ищем спикеров. Сейчас я являюсь главным координатором. Я
по-прежнему езжу в детские дома, должна состыковывать даты поездок,
координировать организаторов по другим детским домам, договариваться с
администрацией ВШЭ для проведения финансирования и совместных мероприятий.
Ответственности гораздо больше. Если что-то пойдёт не так, то виновата буду я.

Почему
я сюда пришла? У меня очень много родственников, и все одинаково благополучны.
У бабушки пять сестёр и братьев. Они были очень дружны. Когда я была у них,
понимала, что им надо помогать. Мои родители им помогали финансово и морально.
У меня с детства осталось в голове, что тому, кто обеспечен меньше, надо
помочь. У меня была мысль, что я должна заниматься благотворительностью.
Волонтёром быть сложно, потому что у тебя безумный запал, ты участвуешь во всех
поездках, мероприятиях и экскурсиях, печёшь пироги. Через полгода понимаешь,
что ты выжат, как лимон, и не можешь больше ездить и составлять программы,
смотреть на детей, хотя они ничего плохого не сделали. В какой-то момент ты
перегораешь. В это время важно, чтобы окружающие это заметили и снизили
ответственность, сняли некоторые обязательства. В конце второго курса я
перегорела настолько, что не могла ездить в детские дома. Поскольку я главный
координатор, я должна была ехать, через «не хочу». Но ничего хорошего не
выходило. Последние поездки проходили намного хуже. Может, есть какие-то
вопросы?

 

Максим
Смоляров, Рязань:

У нас благотворительности и
волонтёрству, вроде бы, очень активно помогают органы власти. У меня
дополнительный вопрос: вам органы власти помогают, не мешают, оказывают
посильную помощь, помогают в организации? Ваше личное отношение к «закону Димы
Яковлева»?

 

Элина
Осипова:

Поскольку мы студенческая организация,
мы существуем подпольно, у нас нет ИП, никакого другого юридического лица. Нам
помогают некоторые фонды, которые нас прикрывают, когда нужно написать благодарственное
письмо. Не могу сказать, что органы власти помогают, больше мешают. Посмотрите
фильм Елены Погребижской «Мама, я тебя убью». Там очень ярко показано, как они
нам помогают во всём. Лишних вопросов не возникает. Крупным фондам, например,
Чулпан Хаматовой, помогают, но она столько для этого трудилась! У неё большая
социальная поддержка, её любят в народе, ей не будут мешать. Но у этого фонда
тоже есть препятствия. Есть государственный фонд «Федерация».

Насчёт
«закона Димы Яковлева». Мы стараемся в политику не лезть. Это политическое
решение, от которого страдает население, это глупо. У правительства другое
мнение.

 

Владимир
Чехович, Волгоград:

Почему ваш выбор пал именно на эти
детские дома, вы же учитесь в Москве. Гораздо удобнее выезжать в близлежащий
детский дом, а не ехать за 300 километров.

 

Элина
Осипова:

Гораздо удобнее. Но в московских
детских домах всё в порядке. Там дела обстоят хорошо, к ним можно съездить
попить чай. У нас есть ребята, которые с другим фондом ездят в Покровский
детский дом, программу им не составляют, там дети знают больше, чем сами студенты.
За 350 километров
никто уже не едет, в «Родничок» долгое время тоже никто не ездил. В Елатьму
ездим мы и ещё одна рязанская благотворительная организация. Там 110 детей. Вы
бы видели там эти стены, туалеты! Мы помогаем тем, кому наша помощь нужнее. Мы
от «Родничка» отказались по той причине, что у них всё стало хорошо, и мы не
чувствовали себя нужными. Важно в каждом деле чувствовать себя нужным, иначе
твой энтузиазм быстро сгорит.

 

Владимир
Чехович, Волгоград:

Расскажите подробнее о благотворительном
вечере. Как это организовывается, откуда там появляются деньги?

 

Элина
Осипова:

Идея родилась в 2010-м году, провели в
2011-м году. У нас в ВШЭ есть Культурный центр, там есть группа организаторов,
которая написала программу, связались с креативной командой ВШЭ. Вечер проходил
по такой программе. Много разных творческих групп: танцы, пение, хор. Представляли
свои номера, которые чередовались с выступлением спикеров. Ирина Ясина сильно
нам помогала со спикерами. Она у нас почётный гость, выступает в завершение
нашего вечера. Спикеры рассказывают о том, чем они занимаются, и делятся своими
идеями. К нам приходила Татьяна Сорокина, журналист, у неё приёмный ребёнок. К
нам приходила Ксения Алфёрова, у неё свой фонд вместе с мужем. Эти люди
занимаются благотворительностью. Вся программа состоит наполовину из концерта,
наполовину из образовательного мероприятия. Перед антрактом мы проводим
аукцион, стараемся разыгрывать лоты, которые нам достаются бесплатно. Например,
билеты на концерт, картина, книга с автографом, галстук Ясина. Студенты
приглашают своих родителей, знакомых, приходят люди от Ясиной, преподаватели.
Проводим аукцион, затем продажу выпечки. Потом у нас вторая часть концерта. Стоят
коробки, в которые люди кладут деньги. Мы их считаем, пишем отчёт, сколько мы собрали,
на что мы хотим потратить эти деньги. Мы стараемся вести смету, чтобы люди
видели, куда идут деньги, чтобы не подумали, что мы их себе откладываем, как делают
некоторые государственные фонды. Главное, чтобы была инициативная группа. Потом
люди подтягиваются. Последние три раза мы всё провели на собственные деньги,
это порядка 10-20-ти тысяч. В этом году мы хотим, чтобы нас финансировала ВШЭ. Проект
становится регулярным, ВШЭ заинтересована в наличии собственной
благотворительной организации. Надеюсь, мероприятие будет масштабнее, больше
рекламы, интереснее развлекательная программа, больше будет отдача.

 

Екатерина
Мозгачёва, Ярославль:

Я поняла, что ВШЭ отдаёт большой
ресурс на ваш проект: вы привлекаете студентов, вам предоставляется помещение,
связи. Вот, ты закончишь здесь обучение, для тебя прекратится этот проект? Этим
будут заниматься другие студенты? Та девушка, которая всё это начала,
выпустилась, и всё?

 

Элина
Осипова:

Она к нам приходит. Это хороший вопрос,
преемственность, она у нас соблюдается. Майя к нам приходит на крупные
мероприятия, мы её всегда вспоминаем как главного основателя, ездит с нами в
детские дома. У неё началась своя жизнь, работа, семья. Она никогда не ставила
перед собой цели сделать это делом всей жизни. Прошлые организаторы также
поддерживают с нами связь, иногда ездят с нами в детские дома. Ещё нет такого
организатора, который бы совсем от этого отошёл. Есть девочка, которая
организовала интернет-образование, она с нами тоже общается. Для меня это тоже
не закончится. Я бы хотела этим заниматься дальше, по мере возможности. Не
уверена, что для меня такая организация является делом жизни. Но это очень
хороший опыт. Что касается ресурса ВШЭ, то это студенты. Все крупные
мероприятия проводятся на базе Вышки. В этом году у нас появилась возможность
провести вечеринку в клубе или в баре.

 

Екатерина
Мозгачёва, Ярославль:

ВШЭ, на основании того, что даёт вам
большой ресурс и будет дальше развивать этот проект, не навязывает ли вам свое
мнение? Вы не боитесь, что в вашем фонде будет превалировать мнение ВШЭ,
произойдёт ограничение независимости?

 

Элина
Осипова:

Они нам дают полный карт-бланш. Это
отличный вопрос. У нас до конца не все ещё понимают, что такое
благотворительность, кроме тех, кто этим занимается. У нас есть некоторая
свобода в действиях.

 

Екатерина
Мозгачёва, Ярославль:

Я имела в виду, что ВШЭ будет
ограничивать ваши идеи. В какой-то степени я столкнулась с этим в своём ВУЗе.
Наш социальный проект поддерживает не детские дома. ВУЗ ставит конкретные
условия, которые расходятся со стратегией моего проекта. Они настойчиво
советуют делать проект, который будет не от нас, а от ВУЗа, чтобы сыграть на
его имидж.

 

Элина
Осипова:

В Уставе ВШЭ написано, что
образовательное учреждение не имеет права заниматься благотворительностью.
Студенты имеют право этим заниматься. У ВШЭ большой бюджет, почему бы им не
дать нам денег? Они могут дать нам деньги под проект, на благотворительный
вечер. Но они не имеют права дать деньги на детский дом. Если они вам диктуют,
это странно. Нам никто ничего не советует. У нас реально мало людей понимают,
что такое благотворительность. Они считают, что мы эксперты, и нас не
ограничивают. Наша самостоятельность играет гораздо больше для имиджа
факультета и института, чем авторитаризм. У нас нет прений. Чем ваш проект
занимается?

 

Екатерина
Мозгачёва, Ярославль:

У нас экологический проект по
утилизации. Мы от ВУЗа выиграли грант в рамках студенческих проектов.

 

Элина
Осипова:

Может, они и имеют право, мы же сами
себя финансируем. Раз вам институт дал деньги, может, они имеют право.

 

Екатерина
Мозгачёва, Ярославль:

Мои друзья делают социальный проект,
который касается детских домов. Они столкнулись с проблемой. Хотят сделать
Интернет-платформу. Чтобы детские дома сами выкладывали в Интернет свои нужды.
Может, кому-то нужны игрушки, кому-то модем для компьютера. Чтобы любой
пользователь мог самостоятельно пожертвовать. Мы столкнулись с тем, что детские
дома не заинтересованы афишировать свои потребности. Что можно сделать в этой
ситуации?

 

Эллина
Осипова:

Согласна на 100%, везде работает
личное знакомство. Я не один раз с этим сталкивалась. То, что выходит на
публику, наказуемо для администрации, поэтому администрация в этом не
заинтересована. Есть хорошие директора, которые готовы душу отдать. Есть те,
кто скрывает свои проблемы, хотя дети ходят в туалет в дырку в полу, а директор
ездит на дорогой машине. Лично я встречалась с таким. Им нет интереса
афишировать, что всё плохо, когда идёт большое финансирование. В такой ситуации
надо налаживать контакт непосредственно с детским домом. Возможно, не надо
говорить, что это для детского дома. У нас есть и директора, которые не умеют
пользовать Интернетом. Есть продвинутые детские дома, есть не очень. Один
директор нам пишет по почте. Он пишет нам свои пожелания, мы тут же отвечаем. В
другом детском доме сплошная бюрократия: мы привозим распечатанные фото,
директор ставит плюсики. Мы такие вопросы решаем с ним по два-три месяца. В
Москве этот проект был бы успешнее, чем в Ярославле, здесь возможностей больше,
люди более продвинутые, даже люди из той эпохи. Вас в институте мотивируют
проводить социальные проекты? Это здорово.

Ксения
Фадеева, Красноярск:

Я работала в Польше с
умственно-отсталыми, но это были взрослые. У них там хорошая инфраструктура,
есть отдельные учреждения для детей и для взрослых. У них так же, как в детском
саду, с утра их приводят родители, потом забирают. Что у нас происходит с
детьми после выпускного?

 

Элина
Осипова:

Есть и хорошие истории. В Елатьминском
детском доме есть организация «Точка опоры», там всего 10 ребят, которые
находят частных спонсоров, доверяющих им деньги на поддержку выпускников.
«Точка опоры» находит из этих детей наиболее талантливых, перспективных. Всем
невозможно помочь, но кому-то дать шанс они обязаны. Они берут их после
выпускного, снимают им квартиру, живут вместе с наставником. Их учат быту, учат
в техникуме или специализированном заведении в течение 3-5-ти лет, потом
выпускают на волю. Это хорошая история.

В
«Родничке» после выпуска их распределяют в техникумы Тверской области. Живут в
общежитии, учатся на слесарей, механиков, получают специальность, периодически
навещают своих друзей из детского дома. Совсем плохая история, когда их
выкидывают на улицу или распределяют в другую область. Это наша мечта на ближайшее
время, заняться выпускниками. Ко многим привязываешься, с некоторыми дружеские
отношения. Им же должны давать квартиру, но дают комнату в общежитии. Мы не
занимаемся выпускниками. Я нашла один проект, называется «Жёлтая субмарина».
Его организатор – один из выпускников детского дома. Он сам занимается
выпускниками, пытается как-то им помочь. Из 10-ти выпускников только один
становится на ноги, остальные нет. Это единственная статистика, которая
ведётся.

 

Даниил
Кузнецов, Ярославль:

Вы говорили о признаках бюрократии на
местах, в некоторых детских домах. Не исправит ли ситуацию создание каких-то
прецедентов частных детских домов, негосударственных?

 

Элина
Осипова:

Мне напоминают «Азазель» эти
негосударственные детские дома. В России я пока не знаю таких детских домов. Я
точно знаю, что есть примеры спонсорства. Есть такой фонд, который выискивает в
детских домах талантливых ребят, потом точечно вытаскивает, либо в семьи, либо
финансирует их дальнейшее развитие. Может быть, деньги есть у меценатов, но они
не заинтересованы в этом. Кто-то сказал, что большая поддержка от государства и
бизнеса – это только кажется. Мы небольшой фонд, по сравнению с остальными, но
даже на этом уровне видно, что поддержки нет. Может, в Москве и Питере, но за их
пределами ничего нет.

 

Даниил
Кузнецов, Ярославль:

Вы не интересовались политиками как
спонсорами, во время предвыборной кампании им нужно поднять свой имидж. Они
готовы вкладываться в благотворительность.

 

Элина
Осипова:

Мы не политизированы. Если они нам
принесут, возьмём. Но нас никто не ищет. В РГГУ есть фонд «Крылья», мы с ними
вместе проводили какую-то акцию. У них там проводится футбольный чемпионат с
детьми из детского дома. С ними играет Михаил Дворкович, помощник Медведева. Он
политический деятель и помогает своим участием.

 

Реплика
из зала:

Некоторая ремарка по поводу вопроса,
будут ли продолжены такие прекрасные традиции. Эти традиции продолжаются не
только внутри МИЭФ ВШЭ. Когда приезжала Майя, здесь были ребята из Пермской
ВШЭ, им эта идея понравилась, и уже третий раз такая акция с приготовлением
выпечки проводится в Пермской ВШЭ, хотя она меньше Московской. Это пример того,
что если вы хотите что-то делать, то вы это можете делать с помощью ресурсов,
которые имеются в вашем распоряжении. Это можно проводить и без ресурсов, на
это указывает пример Перми.

 

Элина
Осипова:

ВШЭ более либеральна, чем другой ВУЗ,
у нас с администрацией проблем нет. Мы налогов не платим, нас прикрывают. По
идее, нельзя продавать на территории кампуса ничего. В других ВУЗах есть с этим
проблемы. Надо находить контакты с администрацией. Майя была дружна с нашей
организацией, мы стараемся всех держать в теме. Важно, чтобы они поддерживали.

Поделиться ссылкой:

Представители волонтерских групп Москвы: ICEF Outreach, «Старость в радость», Защитники Химкинского леса

Марина:
Я представляю волонтерское движение «Старость в радость». Может быть, кто-то из вас слышал о нас. Я немножко расскажу.
Мы помогаем домам престарелых, больницам, домам ветеранов. То есть, пожилым людям, которые живут в государственных учреждениях. Дома ветеранов – это практически общежития для стариков. Там каждый живет в собственной комнатке, как правило, даже приватизированной. Туда попадают люди, которые могут за собой ухаживать, обеспечивать, но по каким-то причинам у них нет жилья. Как правило, потому что дом сгорел или много народу в семье.
В Раменском одна бабушка рассказывала, как она попала сюда. А в основном, они там все плачут, чувствуют себя покинутыми, одинокими. Но эта бабушка радуется, что живет в доме ветеранов, потому что раньше жила в семье в однокомнатной квартире. Там жили ее дочь, муж дочери, трое их детей, собака и кошка. Бабушка ютилась на кухне, и было тесновато. Когда ее начальница пришла и увидела такие условия, то посоветовала ей переехать в дом ветеранов. Выбила ей там комнату, теперь бабушка счастлива. Она обустроила комнату по своему вкусу. У нее полный подоконник цветов, на стенах иконы. Бабушка очень дружелюбная и гостеприимная, радуется, что родственники ее регулярно навещают. И она их не стесняет, и они ее тоже.
Итак, первый тип учреждений – дом ветеранов.
Есть еще дома престарелых. Как правило, там тоже неплохо. Если все финансы, которые выделяются на дом, доходят до своих адресатов, то там очень хорошо. Как минимум, пятиразовое питание, фрукты, овощи и так далее. Но там скучно. Это основная проблема, что старики чувствуют себя одинокими, покинутыми. Им нравится общаться с молодежью, и мы стареемся им это общение обеспечить.
У нас нет ни одного дома престарелых в Москве. У нас есть два заведения в Подмосковье, но в основном, мы ездим по областям. Это Тверская, Тульская, Калужская области. И еще мы бываем в Псковской, Новгородской, Нижегородской, Брянской, Архангельской областях. На прошлой неделе мы были в Кирове и там своими идеями заразили молодежь. Они тоже теперь будут ездить без нас. Но к ним можно присоединиться, если кто хочет.
В дома престарелых мы приезжаем с музыкальной программой. Поем мы плохо, если честно. Бабушки поют гораздо лучше. Им это нравится. Обычно со мной ездит Лиза Алескина, которая и затеяла все это дело. Это была ее идея – ездить к бабушкам. Лиза играет на аккордеоне. Мы все поем, а потом развлекаем, играем.
Вот фотография. Мы пускаем мыльные пузыри с бабушками и дедушками. Это танцы под нашу музыку. Это воздушные шарики, которые всегда идут на ура. Казалось бы, это примитивные вещи, которые у нас ассоциируются исключительно с детьми, но они у стариков вызывают бурю восторгов.
Я уже рассказывала, как мы приехали первый раз в дом престарелых для бывших зеков. В Калужской области, в Дубне. Там довольно молодые мужчины и женщины. Средний возраст – 45 лет. Молодые мужики, в расцвете лет. Просто они инвалиды.  У большинства нет ног или лежачие по каким-то причинам. Мы к ним приехали. Лиза сыграла на аккордеоне, мы попели песни. Они, конечно, слушают, кто-то даже подпевает. Но, в основном, не особо реагируют. Тут Лиза толкает меня и говорит: «Марина, доставай пузыри». Я говорю: «Какие пузыри? Это ж взрослые мужчины» — «Нет, доставай». Я, честно говоря, робела их доставать. Но меня опередили другие девушки, которые были с нами. И вот пузыри прошли у этих мужчин на ура. Один нас игнорировал все время, пока мы пели. Он был в огромных роговых очках, с философской книжкой. Но когда достали пузыри, он живо включился. Потом попросил даже подарить ему баночку и остался с ними играть.
Воздушные шарики – это тоже счастье, это спорт. Лиза играет на аккордеоне, а мы с бабушками и дедушками перекидываемся шариками. Они приходят в восторг. Начинают лупить ими друг друга и нас. Все счастливы. Всем нравится.
Кроме того, мы их фотографируем и привозим им фотографии. С этим всегда большие проблемы в любых госучреждениях, будь то дом престарелых или детский дом. Часто говорят, что там нет фотографий людей этого периода их жизни. Поэтому мы стараемся это исправить. В каждой поездке мы фотографируем. Здесь вы видите на фотографии мужчину с рамкой. Потом мы распечатываем эти фотографии, вставляем в рамочки и привозим им. Они радуются.
Одно направление нашей деятельности – это поездки в дома престарелых, больницы, дома ветеранов. Второе направление – это переписка. У нас есть личная переписка. Мы ищем так называемых «Внуков по переписке» каждой бабушке или дедушке, которые хотят их иметь. И у старика появляется человек, как правило, молодой. Этим занимаются молодые мамы, которые сидят дома. Или молодые мужчины, в основном, студенты. Есть люди и постарше. То есть, абсолютно разного возраста. Есть у нас один архимандрит из Киево-Печерской Лавры. Он пишет бабушке в Калужскую область, поселок Радюкино, и трогательно подписывается «Внучек Сашенька». Бабушка в полном восторге, ее соседки по комнате тоже очень радуются, потому что он пишет им божественные тексты. Каждый раз, когда мы приезжаем, они нам это показывают и цитируют.
Если кто-то из вас захочет, заходите на наш сайт «starikam.ru». Там можно найти бабушек и дедушек, которые хотят получать письма. То есть, это личное шефство над стариком.
Еще мы поздравляем стариков с праздниками. Каждый месяц мы поздравляем с днем рождения. Мы выкладываем большие списки тех, у кого день рождения в этом месяце, и все желающие могут отправить открытку. Здесь на фотографии бабушка хвастается нам открытками, которые она получила. В руках у нее открытка, которую девочка нарисовала сама и прислала.
Мы поздравляем и с другими праздниками. Скоро будет Пасха. Большинство стариков верующие, поэтому они радуются подобным поздравлениям. Потом будем 9 Мая всех поздравлять не только в поездках, но и по почте. Это очень важный аспект деятельности.
Вот фотографии. Нас провожают в поездку. Когда мы едем в дома престарелых, мы везем угощения. Как правило, везем памперсы для лежачих. Многие «внуки по переписке» узнают, что мы туда едем, и посылают своей бабушке или дедушке передают письма и посылки. Это обычно несколько тюков. Потом мы едем на поезде, и на нас все ругаются. Особенно боятся инвалидных колясок. Каждый раз пытка, когда мы инвалидную коляску пытаемся затолкать на третью полку. Все начинают кричать: она упадет.
Вот фотографии из больниц и домов престарелых. Это бабушки и дедушки в Нижегородской области. Наша Лиза сейчас как раз там находится, поэтому не смогла приехать.
А это больница в Нижегородской области. Это третий вид после домов ветеранов и домов престарелых, где живут старики. Там очень плохо. При больницах образуются так называемые сестринского ухода. Например, заболела бабушка одинокая или ее родственники где-то далеко живут. Она попала в больницу. Допустим, у нее инсульт, ее парализовало. Она какое-то время полежала. А больницы очень бедные. И палаты сестринского ухода, как правило, при больницах. Когда Лиза первый раз попала в такую больницу, им рассказывали, что у них активная терапия: дебазол и активированный уголь. Вот попала бабушка с инсультом, ее пролечили дебазолом и углем. А дальше вопрос: что делать с бабушкой? Выписать ее домой они не могут, потому что дома никого нет, а ухаживать за ней кто-то должен. В домах престарелых, как правило, нет мест.
В нашей стране огромные очереди в дома престарелых. Недавно мы узнавали про Тульскую область. Там порядка 700 человек ждут.
Вот на фотографии главврач этой больницы. Это Карпониха, Нижегородская область. Благодаря милосердию главврача образуются такие палаты, потому что на улицу выкинуть бабушку они не могут, а больше с ней они ничего сделать не могут. И бабушка остается. Потом попадет какой-нибудь дедушка после инфаркта. За ним тоже надо ухаживать, но опять не кому. Он тоже там остается. И вот так появляются палаты сестринского ухода. То есть, там старики живут годами, как в домах престарелых.
За ними ухаживают, но государство наше не знает о существовании палат сестринского ухода. Мы сейчас пытаемся это доносить, но у нас пока это не очень хорошо получается, к сожалению. То есть, в доме престарелых кормят 5 раз в день, а в палатах сестринского ухода – 3 раза в день, несъедобная больничная пища. В Тульской области сейчас урезали содержание, деньги на питание, поэтому из сладкого у них кефир раз в день. Можете себе представить, что это такое.. Вот таким учреждениям нужна помощь больше финансовая, чем моральная. Если к бабушкам в дома престарелых мы приехали, попели песен, и все хорошо, то здесь этим не обойдешься.
Первый раз мы попали в такое заведение совершенно случайно. Ехали из дома престарелых, оставалось несколько часов до поезда. И нам сказали, что в Карпунихе тоже живут старики. Мы заехали, сфотографировали. Вы видите плесень на стенах, тумбочки, кровати непонятного качества. Матраса не осталось. Это железная сетка, как правило, прогнившая. В этой больнице были набросаны какие-то тряпки, сверху полиэтиленовая пленка, и на этом лежит бабушка. Это не потому, что там особо плохой персонал, а потому что денег нет. Зарплата у персонала такая. Медсестра получает 1800 руб. в месяц. Санитарка – поменьше. Поэтому из своих денег они ничего вложить не могут, и так как все это существует неофициально.
Вообще, бабушкам запрещено там жить. В больницы люди попадают, чтобы лечиться, после этого свободен, и никого не волнует, куда ты попадешь. Поэтому старушки существуют неофициально, и на них никаких дополнительных денег не выделяется. Там старые кровати и матрасы, белье, ровесники стариков.
Когда мы попали в эту больницу, то были в ужасе. Написали об этом в ЖЖ. За 2 недели у нас собралось 200 тыс. руб., на которые мы купили новые кровати, матрасы, тумбочки и все, что можно. Но с плесенью на стенах бороться невозможно. Мы хотели сделать косметический ремонт, но нам сказали, что сначала надо менять трубы, чтобы после ремонта опять не появилась плесень.
Обычно начинается с того, что приезжаешь в больницу и видишь ужасное, старое, застиранное белье. Думаешь, что купим постельное белье, и все станет хорошо. Покупаешь. Все становится красиво. Предлагаешь всем выбрать постельное белье, чтобы у всех было разное. Они выбирают. Мы стелим белье, и видим матрас сгнивший. В следующий раз привозим матрасы. Перестилаем матрасы и видим, что кровати с прогнившей панцирной сеткой. В следующий раз привозим кровать. Довезти их нам помогают, но собираем сами, потому что у персонала нет времени. Нас 10 человек, и за час мы кровать собираем. Ставим кровать, уезжаем в Москву. На следующий день звонят и говорят: «У нас пол деревянный прогнил, просел под вашей кроватью. Может, с этим можно что-то сделать?». Но с этим, к сожалению, мы пока ничего не можем сделать. Пока пытаемся привлечь внимание государства к этому, что такие вещи нужно финансировать.
Вот фотографии бабушек в карпуневской больнице. Мы им привозим угощения, инвалидные коляски, ходунки. Устраиваем и праздники. Это мы отмечали Новый год в Новольвовске Тульской области. Как правило, санитарки и медсестры тоже очень активно включаются. Вот несколько новых кроватей, которые мы привезли в Тульскую область.
Вот мягкие игрушки для лежачих бабушек и дедушек. Мы были в Новгородской области две недели назад. У стариков, конечно, разум угасает, у кого  быстрее, у кого медленнее. Одна бабушка угасала. Мы увидели, что ей уже и письма особо не нужны, она их не очень воспринимает. Но девочка догадалась передать с нами игрушку. Бабушка была счастлива. Потом медсестры рассказывали, что у нее три мягких игрушки, она их кормит, гладит, расчесывает. И так далее. Рутина налажена, бабушка счастлива. Теперь у бабушки большая семья, которая живет на ее кровати. Мягкие игрушки – это находка.
А вот Лиза с аккордеоном в Новгородской области.
Если есть вопросы, я расскажу побольше.

Вопрос: Пермь
Марина, вы сделали акцент на том, что пытаетесь привлечь внимание государства. Как я понял, у вас пока ничего не получилось. Может быть, стоит обратить внимание не только государства, но и частных структур, частных лиц привлечь? Сегодня все чаще в России говорят про социально ответственный бизнес. Понятно, что это тяжело и у нас пока не получается. Но когда смотришь на такие фотографии, слушаешь ваш рассказ, то хочется помочь, хочется в этом участвовать.

Марина:
Одна из проблем заключается в том, что мы не зарегистрированы. Мы волонтерское движение, но не являемся организацией, не являемся фондом. То есть, мы не имеем права собирать деньги. В этом наша большая беда. С другой стороны, и ответственности меньше. Это одна сторона.
Другая сторона. Да, есть бизнесмены. У нас есть компании, которые хотят помогать. Когда о нас пройдет очередной сюжет где-то или в газете напишут, один раз мне позвонила женщина и сказала, что она секретарь-руководитель крупной компании. Позже выяснилось, что это компания «Симпа-Тойз»,которая торгует игрушками. Они готовы покупать к каждой поездке что-то стабильно. Нам нужны памперсы, но их нам уже поставляют. Вот сладости нужно покупать. В итоге, к каждой дальней поездке они нам привозят сладости. Мы говорим, сколько домов престарелых, сколько там живет людей, и они привозят сладости.
В пятницу я грузила Лизу и товарищей в Нижегородскую область. Нам привезли сладости. В этом раз они даже добавили в каждый пакетик книжку, и все это сложили в коробочки. Обычно они привозят коробки небольшого размера, которые мы можем переносить. А у нас много девушек, но почти нет парней. А тут они привезли коробки по 50 кг. Правда, помогли погрузить их в поезд. Но я не представляю, как девочки будут их выгружать. Стоянка там 1 минута в 5 утра. Четыре коробки по 50 кг – это только сладости. Все остальное тоже есть. Это гора памперсов и других вещей.
То есть, у нас есть такие спонсоры, которые дают сладости и памперсы. Однажды храм при МГУ устраивал благотворительный концерт классической музыки. Собирали деньги на нужды «Старости в радость», на наши обычные расходы. Мы перед концертом выступили, рассказали, чем занимаемся. И на деньги, которые собирают сегодня, хотели бы отремонтировать второй этаж больницы в Тульской области. Потом подошел мужчина и сказал, что он из Кимовска Тульской области. Он сказал: «Я бизнесмен. У меня куча друзей. Плюйте на эти сборы. Мы вам дадим столько!». Мы обменялись с ним телефонами, и этим дело закончилось. Либо он не подходит к телефону, либо говорит, что помнит нас, но сейчас занят. Мы не знаем, что делать с такими людьми. Правда, они не так часто появляются.

Вопрос: Чебоксары.
Вы получаете финансирование из ЖЖ и от частных лиц? Есть еще какие-нибудь еще источники финансирования?

Марина:
Честно говоря, у нас нет особых источников финансирования. Когда мы едем в поездку, то билеты покупаем на свои деньги. Памперсы нам выделяют довольно часто и регулярно. Просто бывают неликвидные памперсы, когда упаковка пострадала при перевозке, они не подлежат продаже, но при этом ими можно пользоваться. Там их отгружают иногда целыми фурами. Сладости нам тоже дают.

Вопрос:
А матрасы?

Марина:
Да, на такие вещи мы собираем деньги. В основном, это идет из ЖЖ. Есть люди, которые звонят, пишут: «Я прочитал про вас, слышал. Меня задело, затронуло. Хочу помочь, но ездить не могу. Я вам хочу дать денег. Можно?». Можно. Мы будем рады. Вот такие люди есть.

Вопрос: Москва.
Лет 10 назад существовала форма бизнеса, как содержание стариков в обмен на их жилье. В последнее время я редко встречаю такие объявления. В регионах это развито или нет? Я понимаю, что в Москве недвижимость очень дорогая, и здесь есть частные дома престарелых, которые рассчитаны на работу с такой окупаемости. Развито ли это в регионах? И есть ли тенденция к развитию такого бизнеса там?

Марина:
Честно говоря, я с этим никогда не сталкивалась. Могу предположить, что вряд ли это очень развито. Мы ездим по деревням. Если там люди и живут, то у них, как правило, есть жилье. Если люди там не живут, то они туда и не стремятся ехать. Скорее, все стремятся оттуда уехать. Потому что там нет ни работы, ничего.
Многие слышали о Ямском доме-интернате. Осенью была нашумевшая история. Все это затеяли мы. Мы написали в ЖЖ, что там все очень плохо, за бабушками не ухаживают. А до этого мы ездили туда полтора года. Некоторые пытались нас обвинять, что мы туда съездили один раз и тут же подняли скандал. Писали: «Две московских гламурных девочки первый раз приехали в дом престарелых и ничего не поняли». На самом деле, мы ездили только в Ямский дом престарелых полтора года, и еще было около 30 штук еще. Мы знали, о чем говорим, потому что было, с чем сравнивать.
Мы написали в ЖЖ, что там за стариками не ухаживают, там высокая смертность. И мы считаем, что во всем виноваты директор и персонал, которые вообще ничего не делают, даже не появляются на работе.

Вопрос:
Понятно, что в деревнях этот бизнес не будет работать. Но интересуют города регионального значения.

Марина:
Не слышала, чтобы это где-то практиковалось еще.
Потом было заседание Общественной палаты на эту тему. Нас туда пригласили, поливали грязью, не давали слова сказать. Потом встал Юрский, который вел расследование по Ямскому делу. Сказал: «Я туда приехал, посмотрел. Стариков к тому времени вывезли оттуда. Я пообщался с медсестрами. Спросил: «Вы правда не работали?». Они сказали, что работали. Потом пошел к директору и спросил: «Вы воровали?» — «Нет, не воровал» — «Вы не работали?» — «Нет, как же, работал». В общем, волонтеры врут – сделали вывод в Общественной палате.
Но суть в том, что Юрский сказал, что у волонтеров богатое воображение. Конечно, Лиза учится на филфаке МГУ, хорошо пишет сочинения. «Я прочитал про эти пролежни и понял, сделал вывод, что медсестры там убивают стариков, чтобы завладеть их жильем. Я поехал туда, чтобы убедить. А когда приехал, то понял, что это не так». Я понимаю, что вы москвич, что квартирный вопрос испортил. Но какой нормальный человек, живя в деревне, будет это делать? У всех этих санитарок и медсестер есть точно такие же развалюхи, как у этих стариков. И им больше не нужно. Они с трудом и свой дом содержат, и второй или третий им не нужен.

Вопрос:
А почему вы не регистрируетесь? Ведь можно будет выигрывать гранты, получать дополнительное финансирование.

Марина:
Мы уже выигрывали грант, несмотря на то, что не зарегистрированы. Сообщество благотворителей. Они называются «Наблюдающие за облаками». Мы у них выиграли грант.
Мы общались с представителями разных фондов. На прошлой неделе общались с руководителем фонда «Подари жизнь». Он сказал, что нам пока рано регистрироваться, потому что не те объемы финансирования. Чтобы зарегистрировать фонд, нужно помимо беготни и бумажек, нужен бухгалтер, который бы вел отчетность. Мы себе не можем позволить бухгалтера. Чтобы платить зарплату хотя бы бухгалтеру, должно идти 15%: из всего, что фонд получил, заработал или как-то. То есть, не более 15% на зарплаты сотрудников и прочее. То есть, бухгалтеру, грубо говоря, идет 15%. Средняя зарплата бухгалтера в Москве около 40 тыс. руб. У нас нет таких объемов денег. В месяц, если у нас выйдет около 100 тыс. руб., это уже хорошо. И мы не можем себе позволить содержать бухгалтера.

Реплика:
А если ему дать 8 тыс. руб.?

Марина:
В Москве на 8 тыс. руб. бухгалтер в Москве не проживет. Ему надо есть, пить, где-то жить. Мы разговаривали с руководителем Фонда «Подари жизнь». Он рассказывал про такую практику. Мы можем не создавать свой фонд, а присоединиться к существующему. Он откроет для нас благотворительную программу и так далее. Но это не делается просто так, а за те же 15%. Если эти 15% не покрывают зарплату бухгалтера, то фонду это не выгодно и не нужно.

Вопрос: Ростов-на-Дону.
А чем вы занимаетесь в жизни? Вы студенты или работаете? Я думаю, что волонтерство это не один вид деятелности.

Марина:
У меня есть надежда, что мы станем хоть какой-то организацией и будем за это получать деньги. Сейчас большая часть жизни уходит на это у нас с Лизой. Остальные присоединяются, в основном, к поездкам по выходным.
Лиза учится в МГУ. Заканчивает в этом году филфак. Я закончила недавно. Теперь я преподаватель английского и немецкого языков. В поездки с нами ездят, в основном, студенты. Есть и первокурсники, но, в основном, 4-5 курсы. Не знаю, чем это обусловлено.
Спасибо вам за внимание. Приходите на наш сайт: starikam.ru. Будем общаться.
Аплодисменты.

Майя:
Здравствуйте! Меня зовут Майя. Это Любаша. Мы на этом семинаре не первый раз. Мы представители студенческого благотворительного движения. Я расскажу, что это такое.
Мы тратим свое время на благотворительность, потому что нам так хочется. Мы хотим вам рассказать, как это делаем. Заверяем вас, что это очень просто. Для этого не надо быть богатым или иметь кучу свободного времени.
Этот семинар называется «Я думаю». Вы сюда приехали, потому что замечаете по жизни какие-то проблемы в нашем обществе, иначе вы бы здесь не оказались. Сначала вы начали замечать вещи, которые вас не устраивают, приехали на этот семинар, здесь активно думаете, почему это происходит, что является причиной, как можно с этим бороться и так далее. Некоторые из вас, вернувшись с этого с семинара, начнут что-то делать. То есть, поедете в ближайший дом престарелых или в детский дом, отвезете туда вещи и так далее. Или начнете помогать бабушке-соседке, одинокой, больной. То есть, начнете что-то делать. Затем наступит момент, когда вы поймете, что то, что вы делаете, все точечно, неэффективно, что сделать можно гораздо больше. Если у вас хватит желания и смекалки, вы начнете организовываться в группы, делать что-то эффективно.
Наша студенческая организация в промежутке между что-то делать и что-то делать эффективно. Думаю, Марина тоже в промежутке, на самом деле. Вообще, идеально, чтобы в нашем российском обществе побольше было обычных людей, с обычной работой и обычной зарплатой, которые организовывали бы что-то эффективное. Потому что от нашего государства не дождешься.
Я закончила ГУВШЭ МИЭФ, Международный институт экономики и финансов. На четвертом курсе бакалавриата я решила создать благотворительную организацию. Вы знаете, что «вышка» основана в 1991 году. ВУЗ молодой. А МИЭФ еще моложе, ему несколько лет. Соответственно, студенческое движение у нас было развито очень слабо. У нас не было студсовета. А когда я училась на 4-м курсе, у нас начались студенческие инициативы: газеты, бизнес-кейсы и так далее. Я взялась за организацию благотворительности. Мы обычные студенты, которые свободное время посвящают благотворительности. Мы помогаем детским домам, хосписам. Надеемся помогать объемно. У нас нет планов разрастаться до уровня благотворительной организации всего университета. Нас устраивает, что мы студенты МИЭФ, которые занимаются благотворительностью. Планов разрастаться в некоммерческую организацию нет.
Нам помогают студенты МИЭФ, студенты «вышки», наши друзья, друзья наших друзей. Мы рассказываем, что ездим в детские дома, и люди заинтересовываются, начинают присоединяться к нам. То есть, мы не ограничиваемся только тем, что в нашей организации могут трудиться только студенты МИЭФ. Любой может к нам присоединиться в любой момент.
Расскажу про то, что мы уже сделали. Первая акция у нас состоялась в 2008 году. Мы собрали деньги для помощи приюту для бездомных животных в Москве, всего 8 тыс. руб. Нам тогда казалось, что это очень большие деньги. Мы просто повесили ящик для благотворительных сборов в коридоре МИЭФ, развесили объявления, плакаты, на студенческом сайте вывесили объявление, что создана благотворительная организация, что будем помогать приюту для животных. Собрали 8 тыс. руб.
Идея была Любашина. Любаша с нами не учится, она просто моя одноклассница с 1 класса. Как-то она мне сказала, что хочет поехать в приют для  бездомных животных. Я сказала: «Отлично, это будет наша первая акция, то есть, ICEF Outreach. Мы оплатили долг ветклинике, потом это дело заглохло. Потом был большой промежуток, и следующая акция была только осенью 2008 года. Потому что, конечно, сложно расшевелить людей в стране, где отсутствует культура благотворительности. Это факт. Несмотря на то, что когда я начинала это делать, мне говорили, что это хорошая идея, потом у вех начались сессии, что-то еще. То есть, находится куча всяких отмазок у людей. Поэтому прошло довольно много времени, прежде, чем набралась команда студентов, которые готовы этим заниматься, а администрация МИЭФ начала серьезно к нам относиться.
Мы думали, чем еще мы можем помочь. Мы много чего хотим делать, помогать, но куда идти, кому что дать, кому что нужно? Мы нашли волонтерский фонд «Мир в ладошке», который помогает многим детским домам в Московской области. У них проходила акция, они собирали средства личной гигиены. Мы опять сделали плакаты, повесили объявления и собрали 11 тыс. руб. Мы купили на них 110 кг стирального порошка, 60 шампуней, 60 зубных паст. Представьте себе, студентка второго курса ездила покупать 110 кг стирального порошка, чтобы отвезти в детский дом. Впечатление было незабываемое. Ей очень понравилось.
Потом с тем же «Миром в ладошке» мы поехали в детский дом «Родничок». Мы сказали, что хотим ездить в детский дом, но не знаем, в какой. Они сказали, что есть детский дом «Родничок», город Калязин, Тверская область. Далеко от Москвы, но там замечательные дети, замечательная администрация и вам, как новичкам будет хорошо. Мы поехали на Новый год, провели там утренник. Подарки для детей собрали по знакомым, по студентам. Вот фотографии с нашего первого Нового года. Мальчики: Слава, Саша. Любаша – Снегурочка, водит хоровод с детьми. Мы поиграли с ними в футбол, познакомились с администрацией.

Любаша:
когда мы ездили первый раз, то совершенно не понимали, куда едем, какие там дети. То ли они несчастные, то ли не несчастные. Было ужасно страшно. А мы не просто хотели с ними познакомиться, а нам надо было прискакать и сразу Новый год, и подарки, и обрадовать их, чтобы всем было здорово и весело. Но нам самим не было здорово и весело, потому что мы не знали, куда мы приехали.

Майя:
И вообще, не знали, ждут нас там или нет. Я представляла себе, что если б я жила в детском доме, а тут приехали какие-то чужие люди из Москвы. И что приехали, чего им надо от меня? А мы понимали, что мы не единственные, кто к ним ездит. Было интересно, как они к нам отнесутся. В тот раз дети очень уважительно отнеслись. Они говорили: Здравствуйте, до свидания, спасибо, улыбались. Они очень вежливо себя вели, но видно было, что смотрели на нас как на чужих. В глазах можно было прочитать: «Ну, приехали. Когда-то вы еще вернетесь?». Но мы не сдались и приезжали еще много-много раз.
В этом году мы опять ездили на Новый год. Причем, в этом году мы приехали заранее, в начале декабре. Мы раздали им листочки и попросили написать письма Деду Морозу. Потому что в тот раз мы привозили вещи, которые они сами просили у Деда Мороза, и в этом был кайф. Одна большая девочка написала: «Я хочу зимние сапоги. Размер такой-то». Мы привезли ей зимние сапоги, у нее 42-й размер. Девочка высокая, крупная, поэтому у нее большой размер. И ей хотелось нормальные, красивые сапоги, а в Калязине таких найти нельзя. Я купила ей сапоги за 8 тыс. руб., мы ей подарили их. Яна была в шоке. Она не ожидала, что ей подарят зимние сапоги такого хорошего качества. То есть, нам понравилось больше всего, что мы подарили детям то, что они хотят.
Поэтому в этот раз мы попросили их написать письма Деду Морозу. Они не только написали, но и оформили письма рисунками. Например, один ребенок написал: «Хочу трактор с большими колесами, желтый».

Любаша:
Было много всяких заявок. Кто-то хотел гитару.

Майя:
Гитару, РСР, телефон «Нокио». Все дети пишут именно «Нокио». Кто-то хочет подарки поскромнее. Мы подарили детям все, что они хотят. Для этого мы создали сайт, отсканировали письма и фотографии детей. Буквально за неделю мы собрали 36 подарков, включая РСР, телефоны «Нокио»,

Любаша:
Цифровые фотоаппараты.

Майя:
Тракторы с большими колесами, машину с радиоуправлением. Все это разобрали мгновенно, за неделю. Оказалось, что это не так сложно. Мы думали: где мы найдем столько РСР и «Нокио», кто даст нам деньги на детей, который никогда не видели? Но все нашлось за неделю. Оказалось, что много людей, которые хотят что-то хорошее сделать, но не знают, что, где, кому и так далее.

Любаша:
То есть, не знают, куда нести деньги, чтобы именно ребенку, которого он видел на сайте, подарить РСР или «Нокио». Смысл в том, что те, кто создал этот сайт, ездил в детский дом, фотографировал там детей. Самое большое наше преимущество было в том, что люди стали нам доверять. Поэтому они без проблем привезли нам РСР, телефоны или просто деньги. Допустим, человеку некогда ездить, искать трактор с большими колесами, но он дает 5-10 тыс. руб., чтобы купили трактор, торт и еще что-то.

Майя:
У всех, кто с нами ездил из ребят, у них есть родители. У родителей есть свои знакомые. У нас очень много подарков взяла организация, которая узнала о нас через третьи руки, через родителей одного из студентов. Мы так и не поняли, как они о нас узнали. Но позвонил директор и сказал: «У нас рассылка по всей компании. Мы выбрали Катю и Васю, Петю». И она мне звонила каждый день. В итоге, они подарили 12 подарков.
В общем, мы ездили туда более 8 раз. Каждый раз, соответственно, мы туда привозим вещи, которые собираем на постоянной основе. Все знают, что нам можно принесли вещи. Мы не собираем игрушки, потому что они нужны в домах престарелых, а в детских домах игрушек очень много. Они там пылятся, никому не нужные. Мы собираем хорошие вещи: одежду, обувь, равзвивающие игры, книжки. Все это мы готовы принять. Люди знают, что мы туда ездим и все это передаем, поэтому приносят все это огромными пакетами.
Периодически мы контактируем с директором детского дома. Если нужны лекарства, мы вывешиваем объявление, что они нужны. И нам приносят деньги на лекарства. Мы однажды привезли три огромных пакета лекарств. После этого директор сказала, что она не ожидала, что будет так много. То есть, мы обеспечили их на три зимы. Этой зимой нигде не было арбидола. А мы добыли для них его очень много.

Любаша:
Мы приходили в аптеки и говорили: «Мне вот этих витаминов 30 пачек, этих витаминов 20 пачек».

Майя:
Они спрашивали: «Зачем вам столько?»

Любаша:
Да. Вот этого 10 пачек. Скажите, пожалуйста, какое будет лучше, если такие разные дети. Они смотрят на меня и спрашивают: «Вам куда столько?». Я говорю: «Мы поедем к детям». Они спрашивают: «А можно мы вам скидку сделаем? Я тоже хочу что-нибудь положить». И эти аптекари все время давали в подарок аскорбиновую кислоту, аспирины, что-то еще. По всей аптеки шуровали, собирали блокнотики, ручки, что-то еще.

Майя:
Когда мы приезжаем, каждый раз с детьми стараемся проводить развивающие мероприятия, типа изотерапии, играем.

Любаша:
Шарики, собачек делали из шариков.

Майя:
Английский у нас не пошел. Мы очень хотели обучить их языку.

Любаша:
Но у них очень разный уровень подготовки. Кто-то может что-то по-английски, кто-то не может.

Майя:
То есть, все ограничивается развивающими играми и спортом. Они очень любят ходить на каток вместе с нами, поиграть в футбол с нашими мальчиками. Это большое счастье. Мы их вывозили на пикник и так далее.
Встает вопрос, как мы все это финансируем. Во-первых, мы вкладываем свои деньги. Во-вторых, мы нашли гениальный способ финансировать свою деятельность. Мы продаем домашнюю выпечку в университете. Мы устраиваем распродажи. Студенты, наши друзья, волонтеры пекут пироги, торты, блины и прочее. Мы варим свежий кофе, продаем чай. Цены у нас ниже, чем в буфете, поэтому к нам идут. У нас гораздо вкуснее, чем в буфете. Раз в месяц мы проводим такие акции, каждый раз собираем около 15 тыс. руб. Мы не возвращаем людям деньги за то, что они испекли. Нам просто приносят выпечку. Мы ее продаем, и вся выручка идет на наши акции.
Вот фотографии из «Родничка». Это изотерапия. Эту картину дети рисовали вместе. Мы красили с ними кружки, потом они их себе оставили. Почему такая идея пришла нам в голову? Когда мы первый раз ездили на Новый год, мы им покупали еще и диван. Нужен был диван в одну семейную группу. Мы взяли девочку из детского дома, я и два мальчика поехали выбирать диван. Мы выбрали диван, заплатили за него. И нам дали в подарок кружку. Мне эту кружку дали, я ее отдала Ване, а он ее отдал девочке Оксане. Оксана посмотрела на кружку и сказала: «У меня теперь есть своя кружка. У меня как раз кружки нет». И мы поняли, что для них личная вещь, будь то кружка, полотенце или что-то еще, это очень важно. У них же все общее. И мы решили привезти им кружки, чтобы они их разукрасили, и тогда у каждого будет своя кружка. До сих пор эти кружки стоят у детей, они ими пользуются.

Любаша:
Когда мы приезжаем, нам накрывают стол, достают из коробок сервиз для чая. А дети идут в комнаты, приносят свои кружки, и каждый пьет из своей кружки. Кружки все одинаковые, но раскрашены по-разному.

Майя:
С нами ездил мальчик, выпускник ГУВШЭ, сейчас он работает в «Найке». Он подключил эту фирму, и они теперь помогают «Родничку». Они сделали им форму для футбольной команды в качестве благотворительности.
Вообще, Калязин находится в очень красивой местности, на Волге. Там потрясающая природа. Мы каждый раз гуляем по набережной.
Планы на будущее. Мы будем продолжать ездить в «Родничок». Мы начали ездить еще в одни детский дом. Хотим помогать хосписам. Хотим помогать ребятам «Старость в радость». И будем продолжать продавать выпечку.
Если вам интересно, я потом расскажу, как организована наша работа.
Сначала я расскажу про факторы успеха, а потом про трудности. Что нам помогло нормально функционировать? Мне кажется, это распределение обязанностей. Это понятно. Технологичность. Очень важно создать сайт хотя бы элементарный. Надо использовать все возможные социальные сети, рассылки и так далее. Самое важное, чтобы людям, которые участвую в акции, было удобно и просто в ней участвовать. То есть, минимизировать издержки людей. Чтобы они зашли на сайт, увидели, что собираются подарки на Новый год таким-то детям. Чтобы они тыкнули, прочитали письмо: «Меня зовут Вася.  Хочу трактор». Увидели фотографию Васи, все контакты, куда звонить, куда сдавать деньги. То есть, чтобы у людей, у которых есть желание что-то сделать хорошее, не было проблем это сделать, чтобы им это было легко.
Личная вовлеченность людей. Что это значит? У нас висит коробка для благотворительности. Но туда очень мало кладут денег. А когда мы продаем выпечку, люди расстаются со своими деньгами очень охотно. То есть, большая разница – положить деньги в коробку или купить кекс. В коробку никогда не будут класть много денег, поэтому надо вовлекать людей лично, давать им взамен что-то, общаться с ними. Они хотят отдать свои деньги, но чтобы это было весело и вкусно, грубо говоря.
На сайте надо обязательно вывешивать фото-отчет, чтобы люди видели, куда и кому переданы вещи.

Любаша:
Вот дети едут на вашем КАМАЗе, вот сидят на вашем диване и тому подобное. Вот девочка накрасилась вашей розовой помадой. Вот девочка завила волосы плоттером, который вы передали.

Майя:
Мы делаем акцент на том, чтобы наша благотворительность была не слезной. Лично я терпеть не могу, когда давят на совесть, на жалость. Понятно, что это все не весело. Дети в детских домах, бабушки в домах престарелых. С другой стороны, человеку, который хочет помочь, не будет приятно, когда ему будут говорить: «Ты такой мажор, у тебя куча денег, а бабушка помирает в доме престарелых. А ты живешь и спишь спокойно». Я тоже по сравнению с африканскими детьми, наверное, страшный мажор. Но почему мне постоянно должны давить на жалость и напоминать, что есть кто-то, кто живет хуже меня? Надо с другого конца к этому подходить. Надо говорить: давайте сделаем мир лучше, вы можете изменить чью-то жизнь, вы такой замечательный человек.

Любаша:
Станьте Дедом Морозом. Волшебницей.

Майя:
Надо говорить спасибо и относиться к благотворительности, как к чему-то совершенно нормальному, чем занимаются все люди в каждой цивилизованной стране. Они от этого радуются и получают удовольствие, потому что они действительно трансформируют общество, в котором живут. Они стараются делать его лучше для себя же, причем.
Например, я лично заинтересована в том, чтобы дети в детских домах росли нормальными. Допустим, у меня будут свои дети, и они будут расти вместе с детьми из детских домов. Я хочу, чтобы это поколение было нормальное, не сидело на наркотиках и так далее. Поэтому я буду вносить свой личный вклад в развитие этого поколения, в котором будут расти мои дети. То есть, все логично. Все взаимосвязано.
Благотворительность не должна быть надоедливой. Тут нужны этичность и корректность для привлечения людей.

Любаша:
«Ты мне обещал, что поедешь. Мне очень нужна твоя машина. Нам не на чем ехать в детский дом». Терроризировать людей не стоит. Если человеку некогда, то и некогда.

Майя:
Когда будет время, он сам придет. Самое важное, это осмысленная благотворительность. Во-первых, надо понимать, где вы лично можете себя проявить максимально полезно, чем вы можете помочь, учитывая ваши умения и навыки. Нельзя брать на себя больше того, что вы можете потянуть физически и морально. Допустим, вы хотите пойти в хоспис. Один раз сходили туда волонтером и поняли, что вам там тяжело. Тогда не надо идти туда второй раз. Вы ни себе не поможете, ни хоспису. То же самое с детскими домами и всем остальным.
Не надо везти в детский дом мягкие игрушки, если им нужен стиральный порошок. У нас есть любимая история, как мы первый раз ездили на Новый год, привезли им подарки личные. При нас приехала организация «Новатек» с мешком одинаковых игрушек-тюленей. У каждой игрушки синий шарфик, а в животе конфетки. Они привезли этих тюленей 50-70 штук. И каждому ребенку в детском доме, где и так все одинаковое, общее и так далее: «С Новым годом! На тебе тюленя». Не спросили, ни как тебя зовут, ни как у тебя дела.

Любаша:
Я пила чай с директором, уже сняв костюм Снегурочки. Тут забегает женщина с тюленями и говорит: «Вы ребенок?» Я говорю: «Как посмотреть» — «Вот тюлень» — «мне не надо. У меня есть». Она пошла дальше, нашла ребенка, дала ему тюленя. Я надела кокошник, чтобы обозначить, что я тут не живу. Я, честно говоря, таки не поняла, как эти люди попали в этот детский дом, чего они хотели. Они не поздоровались с директором, а просто, пробегая мимо, разбросали тюленей и убежали дальше. Это было тюленье бедствие.

Майя:
Это классический пример, чего нельзя делать. Лучше было бы, если бы они не приезжали вообще.
Каждому понятно, в чем выгода участника, который занимается волонтерством. Во-первых, любая материальная помощь далеко немаловажна для тех, кому вы помогаете. Про личное общение вам наверняка рассказывала Марина. Вообще, человек – очень социальное создание. То есть, нам важны другие люди. И без общения с другими людьми человек не становится человеком. Поэтому, общаетесь ли вы с бабушкой по переписке, ездите ли в детский дом, это оказывает большое влияние на этих людей в положительную сторону.
Когда мы ездим в детский дом, то считаем, что подаем детям пример поведения. Мы приезжаем командой 8-10 человек. Мы не орем, я никогда не скажу: «Любаша, где тебя носит? Дети ждут. Надевай кокошник, иди быстро». Я говорю: «Любашенька, ты где?». То есть, мы нормально общаемся, друг на друга не орем. Мы решаем конфликты цивилизовано. А они наблюдают за нами, мотают на ус. Конечно, у них нормальные воспитатели, но есть и такие тетеньки, которые без ора не умеют общаться.

Любаша:
Я последний раз наблюдала картину. Двое довольно взрослых детей носились по детскому дому, плевались. Я не могла их проконтролировать, потому что зашивала куртку девочке. А дети носились, плевались, кричали, хохотали, веселились. Воспитательница носилась за ними с криком: «Я вас убью!». Это было так натурально, что я поняла, что надо спасать всех, спасаться самой и уносить ноги.
Один раз мы приезжали. И когда мы сидели за столом, то услышали слова: «параша, шняга», что-то подобное. Я сказала: «Прошу прощения. Такие слова лучше не говорить». В следующий раз эта же девушка сидела с нами за столом, разговаривала. Я ей сделала замечание, что нет слова «извиняюсь», а есть «извините» или «прошу прощения». Она все это запомнила и точно все воспроизводила правильно. И говорила: «Вот, я запомнила». Я сказала: «Хорошо. Молодец». То есть, можно объяснять им вещи, которые им лично не объясняют. Потому что там ходит толпа детей, разговаривают между собой, но у воспитателей нет ни физических, ни моральных сил и времени каждому делать замечания.

Майя:
И сами понимаете, когда что-то говорит воспитатель тетенька 40 лет, например, что курить и пить нельзя, то для подростка она не является авторитетом. Другое дело, когда приезжают 20-летние мальчики и девочки из Москвы, которые хорошо выглядят, хорошо общаются, умные, нормальные люди. При этом они говорят:»Мы не пьем, не курим». Они сначала не понимали, что мы действительно не пьем и не курим. Они думали, что мы в подъезде пьем пиво и так далее, а сюда приехали непонятно зачем. Потом они увидели, все прекрасно поняли и намотали себе на ус.
Вообще, зачем мы туда ездим? После первых поездок в детский дом, у нас у всех было переосмысление собственных проблем, мы взглянули на свою жизнь под другим углом. Это случилось само собой. Мы не думали, что кому-то жить плохо, а мне хорошо. Такое понимание приходит само по себе, что у тебя все прекрасно.
Кроме того, это приобретение организаторских навыков. Для студентов это немаловажно. Чтобы организовать хотя бы одну благотворительную акцию, надо хоть немного напрячься. Кроме того, если вы собираетесь работать в западных компаниях в России или учиться за границей, то факт того, что вы занимались в своем ВУЗе благотворительностью, это очень положительный факт, который не пройдет незамеченным. Если вы укажете это в резюме, то для вас это будет большой плюс.

Любаша:
Все, кто в МИЭФ приносил хотя бы 100 руб. или купил пирожное,

Майя:
Они пишут в резюме об этом.
И, однозначно, вы узнаете больше об обществе, в котором живете. Это будет для вас очень полезно.
Какова выгода второстепенных участников? Зачем людям помогать вам организовывать акции, сдавать деньги и так далее? Я говорила, что есть очень много людей, и я отвечаю за это на сто процентов, которые хотят чем-то помочь, которые могут помочь, у которых лежат тонны одежды, которую они уже не носят. Они просто не знают, куда это все отнести, кому это доверить, чтобы это дошло до конечного пользователя. Если у вас будет репутация, если вам будут доверять, то такие люди будут вам очень благодарны за то, что смогли отвезти вам свою одежду, а вы это передали в детский дом. По сути дела, вы ничего не сделали, а они вам безумно благодарны. И себя они будут любить и уважать за то, что не на помойку отнесли, а в детский дом передали.
Глобальная выгода общества от вашей деятельности будет очень большая. Я в этом уверена, иначе сама этим не занималась бы. В свое время я ездила в США по программе ICEF Outreach. За мое обучение платило американское правительство. За этот год нам внушали мысль о том, что нужно развивать гражданское общество. Но результат появился у меня только на 4-м курсе, когда щелкнуло и все. Я поняла, что такое гражданское общество, и почему я хочу его развивать. Это очень важная вещь. Ваша поездка в любой детский дом, дом престарелых будет гражданское общество развивать реально. Вы будете говорить об этом своим друзьям, они узнают, что нормальные люди ездят в детский дом, и в этом нет ничего страшного. И так далее, и тому подобное.
Детские дома, хосписы и прочее – это очень нужные организации. Ведь есть проблемы, и их надо как-то решать. Нужны детские дома, если есть сироты. Им очень не хватает финансирования государства. Директор детского дома сказала нам, что в год им выделяют 1 млн. руб., а в доме живут 60 человек. Кормят их макаронами с небольшим количеством мяса. Фруктов они не видят. Каждый раз мы привозим чай и торты, и дети их фотографируют. Мы были удивлены, потому что думали, что у них все это есть.
Теперь мы готовы ответить на ваши вопросы. Я могу еще рассказать про трудности.
Самая большая трудность. Вы начинаете чем-то заниматься, посвящать этому время, организовываете акцию, а на нее никто не откликается. Тогда первая мысль, которая приходит вам в голову, что это никому не надо в России, у нас не развита культура благотворительности, людей расшевелить невозможно. На самом деле, это не так. Мы через это прошли. Если на ваши акции не откликаются, значит, вы неправильно ее преподнесли. Значит, она скучная, нудная, давящая на жалость, не интересная и ничем не задела людей. Это правда, которую мне самой пришлось осознать. Было неприятно.
Вас могут не поддержать родители и друзья. С этим сталкиваются очень многие студенты в нашей организации. Я слышала от наших девочек: «Майя, я так хочу поехать в «Родничок», но меня родители не пускают». Мне это смешно. На первом курсе я уехала из Уфы учиться в Москву, и у меня отпала проблема, что родители куда-то не пускают. Услышать от третьекурсницы, что ее не пускают куда-то родители, мне смешно, а для нее это проблема. Или друзья бывают разные. Некоторые говорят: «Тебе делать больше нечего? Пошли в клуб, туда, сюда». Тогда это ваш личный выбор.
Например, мои родители отнеслись очень скептично к тому, что я занимаюсь благотворительностью, трачу на это время вместо того, чтобы учиться. Но они имеют право на скептицизм, поскольку оплачивали мою учебу. Тем не менее, я доказала своей маме, что это не просто так. Это случилось год назад. А первые полтора года, когда я начинала, слышала от мамы слова: «Майя, у тебя так все плохо в жизни, что ты занимаешься благотворительностью?». Я говорила: «Мама, у меня все хорошо. Заниматься благотворительностью – это нормально». Вот некоторые люди этого не понимают. Когда я познакомилась с Ириной Евгеньевной, у моей мамы сомнения отпали в том, что благотворительность может быть продуктивной. Просто надо делом доказывать людям, что это хорошо.
У нас есть еще такая проблема. Обычно дома престарелых и детских дома находятся очень далеко. В Москве все детские дома очень хорошо обеспечены. А водителей мало. У нас, в основном, все студенты. Даже если девочки водят машину, их не отпускают так далеко на машине, за МКАД. Поэтому у нас за водителя Любаша.

Любаша:
Мне не запрещают ничего, отпускают везде.

Майя:
Если вы собираетесь куда-то ехать, я советую искать водителя заранее.
Есть проблема, что часто не хватает времени. Работа, учеба, сессии и так далее. Здесь я лично советую, чтобы не вредить себе, не заниматься благотворительностью фанатично. То есть, я буду учиться на двойки, но поеду в детский дом. Этого делать нельзя. Если вы не поможете себе, то вы и никому не поможете. Сначала надо позаботиться о себе. У меня такая проблема, что я лидер в благотворительной организации, а сейчас пишу диплом и работаю. Поэтому времени у меня совсем нет. Я не могу разорваться, поэтому делегирую другим людям заботы о благотворительности. Об этом надо постоянно думать. Потому что, когда вы начинаете ездить в детские дома, ходить в хоспис, это увлекает, вы не можете остаться равнодушным, и очень легко забыть про свою жизнь. Помните, что этого нельзя делать.
Может быть такая проблема. Вы приезжаете в детский дом. Директор и воспитатели смотрят на вас и думают: «Ой, студенты приехали. Сейчас конфетки раздадут, уедут, и мы их больше никогда не увидим». То есть, у студентов денег нет, они ничем не могут помочь, поэтому они не воспринимают вас серьезно. Когда мы поняли, что нас не воспринимают серьезно, то решили доказать, что мы серьезные люди. Мы привезли пакеты лекарств. Сейчас будем делать ремонт в туалете, потому что он в ужасном состоянии. Мы считаем, что девочки не должны расти в такой антисанитарии. После того, как мы это сделаем, к нам не будет пренебрежительного отношения. Хотя, они уже и так знают, что если студенты из Москвы что-то пообещали, то они это сделают. Это доверие нужно завоевать. А разовые поездки – это, конечно, не серьезно.
Особо изощренные люди могут обвинить вас в самоутверждении через благотворительность, в самопиаре, показухе и так далее. С этим сталкиваются многие люди, которые занимаются волонтерством, особенно если это масштабно, как Марина с Лизой. К этому нужно быть готовым, не вступать с такими людьми в дискуссию, потому что у них другое видение жизни. Глупо объяснять им, что вы не занимаетесь самопиаром, что вам это не надо. Просто к этому надо быть готовым. Причем, в этом могут вас обвинить ваши же друзья.
Есть такое понятие, как непопулярная благотворительность. Вы наверняка знаете про доктора Лизу, которая помогает бомжам. Те же хосписы. Есть люди, что всех больных раком надо подвергнуть эвтаназии, чтобы они не мучились. У разных людей разные взгляды на жизнь. Например, некоторые считают, что бездомных животных надо отстреливать. Они говорят: «Кому нужны эти собаки? Зачем их стерилизовать? Проще взять гранатомет, и проблема решена». Да, проще. Да, помощь бездомным животным – непопулярный вид благотворительности в России, как и помощь бомжам. Люди считают, что бомжи сами в этом виноваты. Соответственно, на такие виды благотворительности дают меньше денег. Вы будете сталкиваться с большими проблемами, с большим непониманием. Но если вы чувствуете, что хотите решать эту проблему, это не должно вас останавливать. Доктор Лиза тому очень хороший пример.

Вопрос: Чувашия.
Какое будущее своей организации вы видите? Как организация будет существовать после окончания вами университета? Куда вы планируете развиваться дальше, если не хотите регистрироваться?

Майя:
Я практически закончила университет. У нас нет планов разрастаться. Я была лидером этой организации, и у меня не было планов разрастаться. Сейчас я общаюсь с девочками 2-3-го курсов, которые заменят нас. То есть, меня и еще двоих, которые выпускаются в этом году. Две девочки уезжают за границу, поэтому не смогут помогать вообще. То есть, мы воспитываем кадры. Это обязательно нужно делать. Есть люди, которые готовы этим заниматься. Нас очень поддерживает факультет МИЭФ, мы можем обратиться к ним. Если будут проблемы с финансированием, то студсовет выделит какие-то деньги и так далее. Я всегда готова отвечать на их вопросы, помогать в организации чего-то. Но у меня сейчас физически нет времени столько, сколько было раньше.
Если у новых лидеров будут планы разрастись до благотворительной организации ГУВШЭ, — отлично. Я буду только рада. Но я бы хотела, чтобы на каждом факультете было благотворительное движение. Это более эффективно, чем одного благотворительное движение. Когда есть десяток людей на факультете информатики, десяток на экономике, они знают свой факультет, могут вовлечь большее количество людей. Когда есть десяток людей на весь университет, они не смогут лично вовлечь людей, сделать это занятие интересным и увлекательным, как это можно сделать локально на своем факультете. Кроме того, чтобы разрастись на весь ВУЗ, нужно время, которого нет у студентов. Учиться сложно. Когда начинается сессия, то медным тазом накрывается абсолютно все.
Я думаю, что в «Родничок» мы с Любашей будем ездить вне зависимости от этой организации. Если найдем другой детский дом, с которым у нас будет хороший контакт, то и туда будем ездить. Думаю, что то же самое будут делать и все те, кто с нами когда-то ездил.

Вопрос:
Как расшифровывается  ICEF Outreach?

Майя:
ICEF – в переводе с английского: Международный институт экономики и финансов. Это название нашего факультета. А Outreach – в русском языке нет аналога. Это радиус распространения, радиус проникновения. А название на английском, потому что мы учимся на английском языке. У нас все завязано на Лондоне, поэтому говорим и учимся по-английски.

Вопрос: Москва.
У меня комментарий. Я слышала про вашу организацию. Я знаю, что вы продаете выпечку. Но очень мало рекламы. Я учусь на факультете мировой экономики и мировой политики. Я готова помочь, но рекламы недостаточно. Возможно, поэтому вы получаете 8-11, максимум. Могло быть гораздо больше.

Майя:
Я абсолютно согласна, что мало рекламы. Расскажу, почему. Девочки, которые должны заниматься рекламой, не ответственно относятся к своим обязанностям. Я делаю плакаты, присылаю им за неделю и прошу распечатать и повесить.

Реплика:
Можно на стены повесить.

Майя:
Невозможно, потому что нужна подпись какого-то человека. Все плакаты, которые вешаются на стенах ГУВШЭ, должны быть подписаны одним человеком. Подход к нему нашла только одна наша девочка. К нему все пристают, поэтому он очень нервный, поэтому у нас большая проблема с рекламой. Можно их повесить без подписи, но их тут же сдерут.

Любаша:
Да, высылается специальная уборщица, которая это сдирает.

Реплика:
Все, что касается благотворительности, можно вывешивать без подписей.

Майя:
Отлично!
Реклама висит обычно на нашем сайте и на этаже. Мы пытались раздавать флайеры в день продажи, а люди на меня так смотрят, как будто я им предлагаю пылесос купить. Я говорю: «Новогодняя благотворительная акция». Флайеры работают, но мы не всегда успеваем их распечатать и раздать.
Вообще, все то, что мы печем и продаем, расходится очень быстро. Поэтому следующий шаг – набрать побольше кулинаров и продавать не только в МИЭФ, но и в переходе. Но там нужно разрешение. Мы пытались этого добиться, а нас послали дать интервью, чтобы засветить, чтобы все знали, кто вы такие. В общем, бюрократия мне не нравится. Но это мой характер.
Если от вашего факультета готовы люди помогать, которые могут печь, которым можно доверить сбор денег, это было бы здорово. Я вас свяжу с девушкой, которая за это отвечает. Пробиться на общеуниверситетский уровень довольно сложно по бюрократическим причинам. А для того, чтобы даже повесить объявление на вашем факультете, надо туда приехать. А мне некогда. А другой кто-то не поедет.

Ирина Ясина:
Проблема в том, что не один человек должен этим заниматься. Мы говорили об этом вчера на дискуссии. Это желание переложить на других ответственность. То есть, вы занимаетесь, значит, у нас на факультете уже есть благотворительная организация. А включиться и помочь хоть немного, это то, что от всех нужно и не очень сложно сделать.
Я хочу поблагодарить Майю и Любашу. Они показывают замечательный пример. И как тот маэстро, не оставляют стараний, продолжают, делают. Я уверена, что они пойдут работать в хорошие места и будут этим продолжать заниматься. Короче, берите с них пример. Они мне ужасно нравятся.
Майя сказала, что ее мама стала ее одобрять после того, как познакомилась со мной. Ерунда. Майя все начала делать сама, задолго до нашего с ней знакомства. И маме она все сама доказала. Молодец.

Майя:
Но это был качественный прорыв, Ирина Евгеньевна.

Ирина Ясина:
Мы заканчиваем эту часть нашей сессии. Приехала еще одна организация гражданская, активная. Это Женя Черикова. Это Павел Николаев. Это особый тип гражданской активности. Эти ребята защищают Химкинский лес. Сейчас они об этом расскажут. Это третий вид, очень интересный, самый нестандартный.

Евгения Черикова:
Прежде всего, мне хотелось бы поблагодарить Ирину Евгеньевну за то, что она нас пригласила на это мероприятие. Это очень приятно.
Если позволите, несколько слов, я расскажу о нашей деятельности. Скажите честно, кто еще не знает что-либо про Химкинский лес. Большинство. Это наша недоработка.
Химкинский лес находится в Химках. Он идет от аэропорта Шереметьево до канала имени Москвы. Я рекомендую с ним познакомиться. Лес неплохой, интересный. Мы сейчас защищаем Химкинский лес. И так получилось, что помимо этого решили заняться защитой и лесозащитного пояса Москвы в целом, потому что с экологией у нас, к сожалению, в стране большие проблемы. Мы этим занимаемся, потому что мы местные жители. Мы привыкли туда ходить гулять со детьми и хорошо проводить там время. То есть, это часть нашего образа жизни.
Как ни печально, мы его защищаем от нужного и важного проекта – трасса «Москва – Санкт-Петербург». Так получилась, что эта дорога наш лес разрушает. Я покажу картинки. Это перспектива нашего леса, он такой большой и красивый, рядом с каналом имени Москвы. У леса интересная история. Он насчитывает, по разным оценкам, от 100 до 400 лет. Историки, которые оказались в нашем движении, говорят, что здесь еще во времена Алексея Михайловича была охота на вепря, и царь здесь заблудился в районе стадиона «Новатор». Тогда еще стадиона не было. Были просто дубы. Охотился он на кабана, его не могли какое-то время найти, потом благополучно его найти.
Лес все время сокращался. В свое время там были дачи Мамонтова. Само название Химки не местное. Легенда красивая. Первое значение слова «хинка», это значит «мох». В переводе с финно-угорского. До славян здесь, в Химках, жили финно-угорские племена. Потом славяне пришли, их не стало. Это одна легенда. Вторая легенда не менее красивая. Она говорит о том, что когда-то здесь жила девушка по имени Ефимья. От большой любви к князю она утопилась в речке Химка. Сокращенно от Ефимьи – Химка или Хинка. То есть, в честь нее и назвали это место, а не в честь химического завода.
По ходу развития человеческой цивилизации, зелени здесь остается все меньше и меньше. И мы сражаемся за этот маленький кусочек уже 3 года. За что мы сражаемся?
Есть прекрасный проект трассы «Москва – Санкт-Петербург». Вообще, в России дорожное строительство очень нужно. Но в нашем случае получилось, что эта дорога идет очень странно. Это хайвэй, он рассчитан на большую скорость. По Москве эта дорога идет прямо, а потом начинает зигзагами петлять по нашему лесу. Химки – город научно-технической интеллигенции. Здесь очень много выпускников технических ВУЗов. Мы понимаем, что трасса никогда не будет скоростной, если она будет петлять. Поэтому мы отстаиваем лес. Одновременно отстаиваем нормальное дорожное строительство. К сожалению, сейчас есть тенденция не только в таком проекте «Москва – Санкт-Петербург», есть еще и другие проекты. Например, центральная кольцевая автодорога, автодорога через Одинцовский лесопарк. Когда просто пытаются проложить дорогу через лес с последующей его застройкой инфраструктурой.
Обывателю кажется: ну, а что такого? Ну, построят 1-2 магазинчика. Ничего страшного нет. Но страшное будет, если вокруг Москвы уничтожить последовательно весь лесозащитный лес. Потому что лес не только абсорбирует все вредное, что наш мегаполис каждый день из себя выплевывает. У нас работают какие-то предприятия, машины ездят и так далее. Понятно, что в Москве воздух не очень хороший. Лесозащитное кольцо нас пока что защищает. Если его не будет, воздух станет еще хуже. А если он станет хуже, то, естественно, увеличится количество людей с сердечными заболеваниями, заболеваниями дыхательных путей.
Самое хорошее, чего мы добились, это того, что мы все объединились. Я живу здесь 10 лет, 3 года назад я жила в Химках. У меня было впечатление, что город полоне серых лиц. У меня совсем не было друзей. Мне казалось, что здесь живут мрачные люди. За три года борьбы я убедилась, что у нас очень талантливые люди. Вообще, к активной деятельности привлекаются люди интересные и необычные. Оказалось, что в нашем городе живут рок-музыканты. Они делали несколько концертов в защиту леса. Оказалось, что в городе есть историки, которые пишут интересные исследования. Про Химку я ничего не знала, когда приехала. Думала, что здесь химические производства.
Мы много чего делаем. У нас есть сайт. На нем мы освещаем свою деятельность. Мы довольно часто проводим всевозможные мероприятия. Они не столько нужны для прессы, сколько для нас самих, потому что это еще одна возможность посмотреть друг на друга, рассказать какие-то новости. На самом деле, мы рассматриваем наши митинги и все наши акции, как еще одну возможность общения. Когда мы боремся, мы начинаем понимать, что общество очень разное. Люди, которые борются за лес, они особенные люди. Причем, очень разные. Это могут  быть и технари, и гуманитарии, и бедные, и богатые, и старые, и молодые. Но у нас есть что-то общее, нам хорошо друг с другом, нам интересно. Мы получаем даже удовольствие от того, что делаем общее дело, от того, что общаемся.
Эта работа очень многогранна. Тут можно приложить любую часть своей натуры. Чистоплотные периодически в лесу собирают мусор. Они ходят с яркими пакетиками. Громкие устраивают рок-концерты. Спортивные устраивают велопробеги. Шумные идут на всякие акции, вроде митингов. Умные, как группа из МГУ, например, устраивают всякие симпозиумы научные. Недавно на кафедре почвоведения было научное обсуждение, что будет, считали последствия и так далее. То есть, каждый может найти что-то для себя.
На сегодняшний день некоторые люди у нас даже приобрели профессию, занимаясь Химкинским лесом. Они начали для себя, и постепенно. Одна женщина стала журналистом. Она сидела дома с двумя детьми, ей было скучно. Она стала заниматься Химкинским лесом, научилась писать тексты за три года. И даже настолько обнаглела, что раскидала свои резюме, свои статьи с нашего сайта. Ее взяли на работу. Сейчас она совмещает приятное с полезным: пишет тексты и для нас, и для других сайтов. Так что, я рассматриваю нашу деятельность не как что-то разовое, а как некий образ жизни. И для собственного удовольствия, и для пользы общества.
Есть конкретные дела. Мы любим собирать подписи. Во-первых, это позволяет узнать о проблеме. Человек подписывается и спрашивает: «А под чем я расписался?» Обычно такая последовательность, потому что люди у нас очень доверчивые в России. Они сначала расписываются, а потом спрашивают.
Сегодня мы тоже осуществим сбор подписей. Мы расписываемся за честный анализ трассы «Москва – Санкт-Петербург». Сейчас произведен некий анализ, но он получился не очень честный, потому что люди, которые его делали, кое-что забыли. Например, что возможны альтернативные пути прокладки трассы, а не только посередине леса. За рубежом, например, трассы строят и по более прямым траекториям, пытаются существующие коридоры использовать. То есть, посложнее, чем при царе-батюшке строительство осуществлять. Мы хотим заставить экспертов работать честно, и сделать все, чтобы этот анализ был настоящий, а не для галочки.
К нам можно присоединиться в любой удобной для вас форме. Мы приветствуем всевозможные идеи, инициативы. У нас нет организованного сообщества. Просто всех, кто не равнодушен к лесной проблеме, мы приглашаем посетить наши общие собрания. Мы собираемся обычно в «Гринписе», где обсуждаем тактику и стратегию нашей деятельности.
У нас есть группа художников, которые периодически помогают нам. Они делают вот таки красивые брошюры. У людей появилось желание, они взяли картинку и так ее стилизовали во французском стиле. Получился красивый буклет.
То есть, можно найти себе массу приложений, если есть желание. Экологическая тема для нашей страны новая и находится в некотором загоне, потому что и так тяжело живется. Конечно, на фоне ужасающих проблем, которые есть вообще, она кажется немножко незаметной. Но по сути, это же здоровье, поэтому я считаю, что это достойная тема, ею тоже можно заниматься.
Про борьбу с банком. Это долгая печальная история. Дело в том, что, к сожалению. Мало того, что эта трасса не решит транспортных проблем. Мало того, что лес будет уничтожен, если ее построят. Ко всему, все это будет финансироваться, скорее всего, на деньги западных инвесторов на следующих условиях. Деньги будет давать западный банк. Это будет или Европейский банк реконструкции и развития, или Европейский инвестиционный банк. Они будут давать деньги на 30 лет под государственные гарантии. Следовательно, мы не получим скоростную дорогу, уничтожим лес, да еще наделаем долгов, но уже не для себя, а для своих детей. Причем, на условиях, которые нам не очень известны. Это так называемое государственно-частное партнерство.
Тут, как обычно, есть и плюсы, и минусы в том, что это западные инвестиции. С одной стороны, западные инвестиции предполагают западный подход, где к экологии относятся немножко по-другому, более трепетно. Европейский банк реконструкции и развития на сегодняшний день начал с нами диалог на тему, участвовать в этом проекте или нет.
Важное дополнение. На этом примере мне хотелось бы подсказать тем, кто может оказаться в аналогичной ситуации. Права, чтобы с тобой начали вести диалог, надо добиваться. Прежде, чем они со мной заговорили, мы организовали полтора десятка писем из разных организаций, чтобы привлечь внимание к данной проблеме. Для того, чтобы они увидели, что это действительно проблема. К сожалению, даже западные банки везде ведут себя по-разному. Конечно, на Западе экологам работать легче, там к ним лучше прислушиваются. Здесь они ведут себя по-другому, потому что они еще не привыкли с нами считаться.
Мое первое письмо ничем не закончилось. Но нельзя отчаиваться. Да, мне не ответили в июне. Мне не ответили в июле. Мне ответили в августе. Но все эти 3 месяца мы систематически работали с банком. Тут главное системность, потому что системного воздействия никто не выдерживает. Если системно работать с какой-то проблемой, то рано или поздно (в нашей стране, обычно, поздно) ее решаешь. В нашем случае получилось так, что через 3 месяца активистов нашего движения даже пригласили на совет директоров. Это очень высокий уровень. Совет директоров Банка реконструкции и развития, который прилетел в Москву на встречу с нами, это было круто.
Но чтобы этого добиться, надо было проявить определенную настойчивость. Замечу, что у нас была интересная акция. Мы собирались вместе, дружно, брали с собой коробочку с подписями. Их было много – 15 тысяч. Все как за рубежом. И пошли к банку, попросили принять у нас эти подписи, обратили на себя внимание, прессу пригласили. После этого банк понял, что, наверное, на этих ненормальных людей, которые ходят, достают, надо обратить внимание.
Это я к тому, что обычно люди, которые начинают заниматься какими-то проблемами, они сталкиваются с определенным равнодушием. Равнодушием на любом уровне. На уровне мелких чиновников. На уровне крупных чиновников. И это равнодушие можно пробить исключительно системными действиями. Причем, свою тактику надо постоянно менять. Томы подписи пособирали. То мы, взяв дровишки и противогазы, дружно сходили к представительству французской компании, которая собирается строить эту дорогу. Там мы попробовали сделать палаточный лагерь. Причем, это интересно организовывать, особенно первый раз. 150-й митинг делать скучно. 150-й пикет и говорить о пользе Химкинского леса, это даже мне скучно.
Но надо пробовать разные варианты, разные тактики. Тогда есть шанс, по крайней мере, что тема станет известной. А в нашей стране это уже немало. Несмотря на то, что к нам не очень прислушиваются, тем не менее, у нас есть пока свободные ресурсы. Например, в Интернете или свободные радиостанции. На них можно услышать правдивую информацию. Следовательно люди, которые интересуются такими проблемами, нас услышат. А это много.
Помните, по озеру Байкал хотели вести трубу с нефтью. Это было плохо тем, что в любой момент она могла прорваться и заразить озеро большим нефтяным пятном. Были проиграны все суды. Противостояние длилось 5 лет. Это было очень тяжело. В Иркутске собирались митинги по 17 тысяч человек. И все уже отчаялись что-либо здесь добиться, в этой стране, потому что власти не слышат, никто не слышит. А органы, которые, вообще-то, должны защищать права, они абсолютно равнодушны. Тем не менее, точка кипения достигла через 5 лет предела. Уже огромное количество людей знало поименно этих чиновников, которые подписывали этот проект, что он был изменен в считанные секунды. И Байкал на тот момент был спасен.
Правда, Байкал сейчас опять в опасности. Вы знаете, что 28 марта будет митинг в защиту озера. Там одну трубу отвели, зато запустили следующий комбинат. Конечно, это системные вещи, потому что, к сожалению, у нас пока что очень много ресурсов в стране, чтобы думать своей головой.
Есть же разные пути развития. Можно думать головой, придумывать новые технологии и торговать ими. Как делает Финляндия, Япония, маленькие страны, которым нечего продать. А можно торговать нефтью. Нет нефти, торговать землей рядом с крупными городами. Это тоже подход к развитию, но он не предполагает комфортного существования. И, в принципе, многие наши проблемы, не только экологические, но и многие социальные, они исходят из того, что власти не очень привыкли считаться с интересами местного населения. Им непонятно, зачем с нами вообще считаться, если можно не считаться. Так удобно. Продаешь леса рядом с Москвой, застраиваешь супермаркетами, платными дорогами. И сплошные деньги. Деньги и с дороги получаешь, и с придорожной инфраструктуры. Потрясающая схема. Сплошные деньги, все очень хорошо работает. А жить в этой стране нормальным людям не надо, они давно приняли решение, где им надо жить. Это не та жуткая холодная страна без лесов, но с нефтью.
Вот здесь разница подхода гражданина и не гражданина. Гражданин себя в этой страной идентифицирует, поэтому делает непонятные вещи. Например, идет на какие-то митинги в свободное от работы время. Зачем он это делает, совершенно непонятно. Или по городу клеит листовки, приглашает жителей на пикет. Или проводит какие-то сборы подписей. То есть, тратит свою мускульную энергию, худеет. Непонятная совершенно активность. Ее можно понять, только если рассматривать деятельность этих людей с точки зрения долгосрочной перспективы проживания здесь.
У нас, в принципе, очень простая цель. Нам нравится здесь гулять, поэтому мы этим и занимаемся. Может быть, кто-то подумает, что мы слишком много усилий прикладываем. Что намного проще куда-то уехать. Но я уже 10 лет назад уехала из Москвы. Мне показалось, что слишком мощная застройка. Уехала в Химки. Оказалось, что приехала я к тому, от чего уезжала. Я поняла, что дальше бежать некуда. Так последовательно я могу уехать, глядя на карту, жизни мне хватит удаляться от центра е лесам, к тайге. Наверное, свою жизнь я закончу на Охотском море. Но я представляю, что будет оставаться за моей спиной. Это выжженная пустыня.
Ведь только кажется, что у нас много ресурсов. Когда начинаешь много кушать, то остановиться очень тяжело. Аппетиты у человека все растут, остановиться невозможно. Вот почему в какой-то момент очень важно определиться для себя, что я останавливаюсь и борюсь за этот клочок. Это может быть все, что угодно. Химкинский лес, детский дом, больница в Тарусе. Я вот здесь упираюсь и делаю все, что от меня зависит, чтобы добиться максимального решения проблемы.
Наше движение во многом показательно, чего можно добиться, когда группа граждан, у которых нет ни денег, ни связей в правительстве, тем не менее, доходит до мирового уровня. То есть, Европейский банк реконструкции и развития, это мировой уровень. И заставляет с собой считаться. Причем, и для местных чиновников, и для более высоких, это было полной неожиданностью. Два года назад мы пришли к местным чиновникам в администрацию и сказали, что нас не устраивает дорога, которая идет посередине леса. Они не понимали: «Почему? Там же ничего нет». Тем не менее, сейчас мы собой страшно горды, потому что за три года приучили наши власти к слову «экология». Это новое для них слово. Теперь даже появляются кое-где плакаты про экологию, но это не мешает им вырубать деревья под магазины, автозаправки. Но мы поняли, что если группе от трех человек хочется  сохранить сквер, парк, лесок, и люди реально начинают изо дня в день работать над своей проблемой, то очень хорошие шансы на их сохранение.
Меня иногда спрашивают: «Какая должна быть группа, чтобы бороться за свои права?». Если есть два человека, это уже группа. Уже можно бороться. Уже можно держать свою высоту и делать очень много, потому что обычно к силе тянутся. Если люди видят, что проблема достойная. Мы же не наркотики распространяем все-таки, а лес защищаем. Всем понятная тема. Они видят это и начинают тянуться к этой теме, и нас становится все больше. Это очень важно.
Если есть вопросы, я с удовольствием отвечу.

Вопрос: Чувашия.
Чем закончилась история с банком? Вы встретились и?

Евгения Черикова:
А она не закончилась. Она продолжается. Я затем  и подписи собираю, для банка. Я работаю, на минуточку, с федеральным проектом. За пять секунд тут ничего не сделаешь. Это долгая печальная история. Мы боремся. Мы отстаиваем свои интересы. Понятно, что банк хочет эти деньги дать, потому что им потом 30 лет будут проценты платить с этого.
У нас сейчас идет перетягивание каната. Подписи за честный анализ, которые мы сейчас собираем, это как раз за анализ трассы «Москва – Санкт-Петербург», который инициировал банк. Первая версия этого анализа была сделана той самой компанией, которая попросила нашего президента 1 марта оказать политическое влияние на банк, который деньги дает. Потому что этот банк сейчас колеблется, не очень хочет деньги давать на вырубку леса. Понятно, какой анализ может сделать эта компания. Конечно, он не очень хороший.

Вопрос:
А этот банк взаимодействует непосредственно с российским правительством или у них есть консультанты?

Евгения Черикова:
Они не взаимодействуют в правительством напрямую. Внутри их системы есть свои консультанты. В нашем случае они сделали так. Они не делали своего анализа, а попросили сделать его фирму, которая заинтересована в этом проекте. По сути, это строительная французская фирма. Обычно они так не делают.

Вопрос:
К чему вы пришли на совете директоров? Они хотят, чтобы вы выправили собственную независимую экспертизу?

Евгения Черикова:
Нет, конечно, они этого не хотят. Они сейчас меряют температуру по больнице. Они смотрят, насколько эта тема разогрета. То есть, можно сюда тихо денег дать или тихо не получится. Их, конечно, не надо идеализировать. У них есть политика.
Все закончилось для нас хорошим решением. Они приняли решение, что такой анализ проводить надо. Потому что все-таки это лишнее время. Это затяжка проблемы, как минимум, на полгода. Потому что, если инвестор сразу деньги не дает, то строить не на что.

Вопрос:
Что вам нужно сделать, чтобы банк принял решение, что они не могут дать денег?

Евгения Черикова:
Это хороший вопрос, но я не знаю ответа на него, потому что я первый раз в жизни работаю с Европейским банком реконструкции и развития.

Вопрос:
То есть, они вам четко не сказали?

Евгения Черикова:
Нет, конечно.

Ирина Ясина:
Тут есть несколько вариантов. Первый вариант. Исходя из европейских традиций, банк в проекте, который он готов профинансировать, но с массовыми протестными экологическими протестами, с подписями жителей, — он отказывается от этого проекта. В их родных палестинах это не принято.
Первый вариант. Хороший. Когда наше правительство говорит банку: мы пересмотрим сам проект, сделаем его более дорогим, но более экологически чистым. То есть, он будет стоить не 30 миллионов, а 30 миллиардов. Цифры условные, естественно. Конечно, проект, который идет по лесу, он намного дешевле. Потому что это федеральная земля. Ты не должен никому платить за то, что забираешь у них участки и так далее. При этом, в Химках есть огромная свалка, размером с 6-этажный дом. Почему бы по той свалке не пустить дорогу. Заодно модно рекультивировать землю. Но это намного дороже.
Предположим, всех осенило и все сказали: пускай будет дороже, но зато будет безопасно, чисто, нашим людям будет чем дышать. Это такая мечта.
Плохой вариант. Европейский банк отказывается от этого проекта. Вместе Европейского банка приходит какой-нибудь китайский инвестор, которому по барабану наши леса, поля и огороды. Но это тоже вряд ли. Потому что китайцы такие люди, которые проект делают, что называется, «под ключ». Они скажут: только мы привезет свои рабочих, потому что у нас полтора миллиарда, и девать их некуда. И тут уже уворовать, дать откат у китайцев не пройдет.
Все другие варианты лежат между этими двумя. Я думаю, что ребята должны добиваться, чтобы при удорожании проекта он стал более экологически приемлемым. Они же не требуют не строить дорогу, что очень важно. Потому что нельзя лечь на пути научно-технического прогресса. Это неправильно. Да, дорогие должны быть. Но поскольку мы живем не при царе Горохе, и у нас не ипотечное земледелие, значит, мы должны требовать, чтобы это было дороже, но приемлемо с точки зрения экологии.
В данном случае оттяжка на руку. Опять же, можно настаивать на том, что защитники Химкинского леса ведут цивилизованную борьбу за экологию. Они не требуют отмены.
Я бы хотела обратить внимание на то, что сказала Женя. Не думайте, что это только московская проблема или конкретного Химкинского леса. Это проблема и Подмосковья, и Воронежа, и Петрозаводска, и Уфы, и так далее, и тому подобное. По всей стране.
Протесты против запуска байкальского целлюлозно-бумажного комбината, по большому счету, не сильно отличаются от того, за что выступают защитники Химкинского леса. Если мы хотим жить в нашей стране, если мы хотим, чтобы тут жили наши дети, чтобы у них не было бронхиальной астмы и прочей дряни, значит, мы должны бороться за то, что атмосфера должна быть нормальной.
С точки зрения жителя я могу сказать. Я все думаю: почему я все время выступаю за этот Химкинский лес? Я каждый день стою в пробках на Ленинградке по полтора часа, и мне эта платная дорога нужна как манна небесная. А потом я думаю: мне нужна дорога любой ценой? Какой ценой мне нужна дорога? И вот каждый раз мы думаем: ну, вокруг нашей Перми столько лесов, что не вырубишь, еще рубить будешь три столетия, и все равно будут леса. Ребята, это не так. Более того, когда смотришь на Европу сейчас, то понимаешь, что люди делают настолько продвинутые с точки зрения технологии проекты, при этом сохраняя полностью окружающую среду, то просто душа радуется. И потом, леса быстро не вырастут.
Позавчера в Пекине была пыльная буря. Я видела в Интернете картинки. Это ужас. Там были леса, хоть и небольшие, вокруг Пекина. Теперь их нет. И пустыня Гоби, которая находится совсем близко, теперь не имеет никакого барьера между собой и городом. Там люди двое суток не выходили на улицу. Можно представить, чем они это время дышали. Респираторами не каждый обеспечен.
Это еще один тип гражданской активности. Я специально пригласила Жену с Павлом сюда, чтобы вы не думали, что наша активность может касаться только помощи детям, старикам, бездомным животным. Она касается и помощи нам самим. Хотя бы в таком виде.

Вопрос: Саратов.
Сколько человек в вашем движении сейчас? Чем, в основном, вы занимаетесь в свободное время от волонтерской деятельности?

Евгения Черикова:
У нас все очень по-разному. Мы все постарше вас. У нас дети. У меня двое. В свободное от этой деятельности время приходится нам заниматься детьми. Плюс, я еще руководитель инженерной компании. Мне есть чем заняться.
Поскольку деятельность наша сугубо добровольная, у нас были периоды, когда мне казалось, что нас оставалось «только двое из восемнадцати ребят». То есть, нас оставалось совсем мало. А потом, в другой период, когда «враг подступал к нашим стенам», нас было уже 200 человек. Сейчас мне сложно посчитать, сколько нас, потому что прибывают все новые и новые люди. Причем, из очень хороших мест. Недавно нас подержала Людмила Алексеева из Хельсинской группы. Это было очень приятно.
У нас неформальное движение. Это моя принципиальная позиция, что здесь должно быть все очень просто и свободно. Хочешь – участвуешь в этой акции, не хочешь – не участвуешь. У нас нет никаких долгосрочных, пугающих всех, обязательств нет. Мы работаем на совершенно свободной основе.
Еще важный момент. Это была часть нашей программы. Мы постоянно в нашей борьбе пробуем что-то новенькое, интересненькое. Был у нас акт выбора лесного участка. Грубо говоря, надо было сначала выбрать трассу. Сделал это наш мэр, естественно, Владимир Владимирович Стрельченко. И вот подходит время выборов. Мы собираемся нашей группой и думаем: что бы нам на выборы не сходить и одновременно не поднять наш зеленый флаг, и не испугать нашего мэра? Мы понимаем наши реалии. Мы понимаем, что пока что, к сожалению, у нас не бывает демократических выборов. Но также мы прекрасно понимаем, что это для нас шанс, чтобы еще раз осветить эту проблему.
И нам пришла в голову гениальная мысль. Чтобы напугать нашего мэра абсолютно, подать одновременно с моим выдвижением на пост главы, документы на проведение референдума по отмене акта выбора лесного участка посередине Химкинского леса под трассу. Я пошла на выборы, одновременно неся этот референдум. И через три дня наш глава сам отменил свое распоряжение. То есть, мы добились.
Я понимала, что победить мне не удастся. Тем не менее, потом мне говорили, что я заняла почетное третье место. Причем, моя предвыборная кампания тянулась ровно одну неделю. Она была без денег. Она была очень смешная, потому что я сама раздавала со своими товарищами. С Павлом, например, мы раздавали. Павел просидел 7 часов в милиции даже за такую деятельность. Правда, потом человек, который держал его в милиции, получил взыскание по службе. Я думаю, ему теперь при слове «Паша Николаев» икается.
Но, по крайней мере, для нас это был хороший опыт. Это были хорошие дни. Штаб располагался непосредственно в моей квартире. Ко мне приходили активисты с двумя-тремя детишками. У нас был маленький сумасшедший дом. Вы представляете, на 42 метрах, как это все происходило. Но я поняла, что когда ты идешь к своей цели, то у тебя нет препятствий вообще никаких. Ни дети, ни плохое самочувствие. В моем случае мне мешало все. Потому что, чтобы идти на выборы в России, желательно быть мужчиной, пожилым, полным. И тогда тебя все будут любить. А я раздаю газеты, ко мне подходят: «Это ты баллотируешься? Мы за тебя не будем голосовать. Ты тощая». Или «А у вас, что, дети?». Говорю: «Двое» — «Ну, нет, тогда мы за тебя голосовать не будем». «А у вас еще и муж есть? – Конечно, есть. – Ну, нет, мы тогда не будем. Это вы будете со своим мужем заниматься, детьми, а не нами».
Но, в принципе, то, что мы хотели, мы получили. Да, были сложности. На меня два раза подали в суд, два раза пытались снять с выборов. Но, тем не менее, после того, как прошла наша избирательная кампания, мы получили отмену акта выбора трассы.
И самое главное, испугался даже губернатор. Он испугался настолько, что отменил собственное распоряжение про инфраструктуру. Правда, тут же другое решение принял. Тем не менее, одно он отменил.

Вопрос: Москва.
Что представляю из себя подписи, о которых вы говорили? Под чем люди подписываются? Что эти подписи дают?

Евгения Черикова:
Мы собираем довольно много подписей. На нашем сайте их немало. Я принесла открытое письмо в Европейский банк реконструкции и развития. С ним можно ознакомиться. Звучит это так: «За чистый, прозрачный и объективный анализ проекта трассы «Москва – Санкт-Петербург». И указана наша секция от 15 до 58-го километра, куда наш лес попадает.
Что дают эти подписи? Это легитимность нашей борьбы. Банкиры, увидев, что подписей много, а, следовательно, честного анализа хочет много людей, начинают по-другому к этой теме относиться. Потому что одно дело, когда за тему борются 2 полоумные бабушки, а другое дело, когда идет коробка подписей. Мы 3 года собираем подписи в защиту Химкинского леса, но уже со счету сбились. У нас около 20 тысяч подписей.
То есть, подписей у нас много. Мы этим гордимся. Когда мы куда-то идем, мы несем с собой ящик: вот как много человек, которые недовольны этим проектом.
Всем, кто занимается аналогичными вещами, очень рекомендую это делать. Почему? Во-первых, такая деятельность предполагает диалог. А это всегда хорошо. Пока вы будете собирать подписи, вы поговорите с человеком и, как минимум, он узнает, что какие-то проблемы, кроме целлюлита, в стране есть. Во-вторых, это хорошо для той стороны, которая нас принимает.
Я не знаю, что повлияло на решение банка пригласить меня на совет директоров. Может быть, этот ящик с подписями. Сложно сказать. Они мне про все не рассказывают. Но, по крайней мере, такой эпизод, когда мы принесли ящик, был.

Вопрос: Пермь.
Я надеюсь на благоприятное решение проблемы с Химкинским лесом. В случае положительного исхода вы планируете продолжать активную гражданскую деятельность? Ведь в нашей стране не только проблема с Химкинским лесом. Наверное, эти проблемы достойны решения такими группами людей.

Евгения Черикова:
Когда я начинала этим заниматься, для меня любая акция была по типу: еще один финик и удеру. Это, действительно, очень тяжело, когда и дети, и работа, и гражданская активность. Но теперь я уже привыкла, втянулась. Я уже не чувствую себя без этой активности. Ну, и фитнес-центр посещать не надо. Само худеется. Опять плюсы.
Если серьезно, то у нас, к сожалению, не дадут спокойно посидеть, старость встретить. Потому что есть такие планы. Есть второй проект, которым я занимаюсь. Это лесозащитный пояс Москвы – на карте он зеленый. А вот план застройки Москвы. На карте фиолетовым. То есть, есть планы по застройке всего лесозащитного пояса Москвы. Сейчас мы объединились со многими подмосковными и московскими группами, с ребятами из МГУ, с ребятами из «Гринписа». И собираемся для обсуждения того, как мы будем все дружно спасать лесозащитный пояс Москвы.
Вообще, проблем очень много. Если под угрозой лесопарк рядом с Москвой, то любой другой лесопарк рядом с любым крупным городом, он все равно в опасности. Поэтому, к сожалению, проблемы как из рога изобилия. Они сыпятся и сыпятся. Даже если я захочу, все равно уже невозможно остановиться.
И потом, я хотела бы отметить позитивный момент. До этого у меня тоже была довольно интересная жизнь. Я активно получала образование, делала карьеру, работала в финансовых холдингах, рвалась к вершинам офисной жизни. Но мои карьерные завоевания не приносили такого удовольствия и удовлетворения, потому что я не понимала, зачем это. Я уже получаю зарплату, которую и не знаю, на что потратить. Уже все. Мои потребности полностью удовлетворены. А смысл в чем? Ради чего это?
Когда я стала заниматься Химкинским лесом, то, наконец-то, моя жизнь гармонизировалась. Я поняла, зачем я вообще живу. Я поняла, что это здорово, когда ты спасаешь что-то беззащитное. Я понимаю, что настоящий прогресс, это только тогда, когда мы, с одной стороны, развиваемся, а с другой стороны, не пожираем все сущее. Прогресс только тогда прогресс, когда мы можем что-то оставить грядущим поколениям помимо гор мусора. Я понимаю, что намного сложнее с инженерной точки зрения построить трассу в обход Химкинского леса. Это на порядки более сложная задача. Но это на порядки более интересная инженерная задача. Это действительно прогресс. Это чему-то нас научит.
В свое время я участвовала в проекте строительства трассы под землей, тоннеля. Это был для нашей компании первый проект. Это было безумно интересно, потому что до этого мы никогда этого не пробовали. Когда мы поучаствовали в этом проекте, мы вышли с определенными ноу-хау. И это прогресс. Не когда ты рубишь леса, а когда придумываешь что-то, как ты можешь сохранить, как ты можешь приумножить, а при этом оставить. Вот это, действительно, очень интересно.

Ирина Ясина:
Друзья мои, еще такой вид активности тоже возможен. Я не к тому это говорю, чтобы вас обязательно призвать немедленно идти и что-то защищать. Все люди, которые перед вами на этой сессии выступали, и Женя, и Майя с Любашей, и Марина, они говорили, не советуясь друг с другом, одно и то же. Мне стало хорошо. Мне стало хорошо. Моя жизнь наполнилась смыслом. Мне весело и клево этим заниматься. На самом деле, это главное.
Вчера мы говорили про эмиграцию. До тех пор, пока ты живешь пусто, тебе все равно, где жить. Как только ты начинаешь что-то делать, тебе становится интересно здесь. А там, где тебе интересно, тебе и лучше жить.
Конечно, Женя могла себе придумать какие-то еще потребности. Купить еще один аквариум. У нее муж рыбками занимается. Купить еще одни штаны. Еще одну машину. Мы понимаем, что общество потребления предлагает бесконечные варианты, и можно себя заставлять хотеть, даже если не хочется. Но это безумно скучно.
Женя, спасибо. Паша, спасибо за то, что ты ассистировал. Но если у тебя есть, что добавить, мы будем только рады.
Я просила Женю привести с собой молодого человека, чтобы вы не думали, что гражданская активность в нашей стране – исключительно женская прерогатива.

Евгения Черикова:
В нашем движении я самая говорливая. Но, как ни странно, в нашем движении, в основном, молодые люди. Может быть, потому что это немножко революционная деятельность. А самые революционеры у нас все-таки ребята.

Ирина Ясина:
И это правильно.

 

 

Поделиться ссылкой: