«Право наций на самоопределение». Как один и тот же принцип использовался для разрушения царской и создания советской империй

Публикация цикла статей доктора политических наук, профессора НИУ ВШЭ Эмиля Паина «Преодолевая стереотипы: политико-этнографические этюды». Оригинал — на сайте «МБХ-медиа».

Последствия ленинской идеи о «праве наций на самоопределение», по-разному оцениваются в современной России. В предыдущей статье я писал, что во властных кругах ее рассматривают в качестве бомбы или мины, разрушившей СССР, а в независимой публицистике наиболее популярен подход, изложенный Ричардом Пайпсом, который считал этот лозунг «тактической уловкой», чтобы привлечь на свою сторону национальные движения, а на самом деле Ленин «всегда желал, чтобы империя продолжала существовать». Так ли это?

«Весь мир насилья мы разрушим. До основанья, а затем…»

Версия о том, что большевики выдвинули принцип права наций на самоопределение, чтобы угодить национальным движениям, не подтверждается исторически, учитывая хотя бы время его публичного оглашения. Он был изложен уже в первой программе РСДРП в 1903 году, когда, по словам того же Пайпса, в Российской империи еще не сложились национальные движения, кроме польского. В ту предреволюционную эпоху российские социал-демократы безусловно не стремились сохранить империю, и их программа провозглашает противоположную цель: «Низвержение царского самодержавия и замену его демократической республикой, в которой должно быть конституционно закреплено: право на самоопределение за всеми нациями, входящими в состав государства».

Это программное положение по национальному вопросу было самым радикальным в сравнении с программами других партий из числа тех, которые стали публично критиковать государственную национальную политику после выхода царского манифеста 17 октября 1905 года.

Октябристы были непреклонными сторонниками империи, высказываясь за «ограждение единства политического тела» России и против какой-либо автономизации, но все же хотели смягчить излишнюю жесткость имперской политики и хотя бы восстановить порушенную автономию Финляндии, не допуская никаких других.

Программа кадетов включала автономное устройство не только Финляндии, но и Царства Польского. Другим народам предоставлялось лишь право «свободного культурного самоопределения», предусматривающего возможность сохранения своего национального языка, традиций, верований, но без административных автономий.

Партия социалистов-революционеров (эсеры) провозглашала своей целью «установление демократической республики с широкой автономией областей и общин». Только эсеры заявили учреждение «федеративных отношений между отдельными национальностями». Именно эсеровская программа, а вовсе не большевистская, в наибольшей мере поддерживалась партиями, сформировавшимися в национальных провинциях России к 1917 году. Эсеры победили на выборах в Учредительное собрание (октябрь-ноябрь 1917 года), а их идея федерализма была позаимствована почти всеми национальными партиями в регионах России.

Большевики, отделившись от меньшевиков в РСДРП, становились все более бескомпромиссными в национальном вопросе. Ленин в 1914 году ясно сформулировал в статье «О праве наций на самоопределение», что следует понимать под этим правом: «…под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятельного национального государства». По мнению Ленина, Россия не являлась национальным государством и могла стать таким, лишь поддержав право украинцев и поляков на создание отдельных от России национальных государств. Идею о праве наций на самоопределение в те же годы поддерживал и Сталин, изложив ее в своей первой теоретической работе: «Марксизм и национальный вопрос» (февраль 1913 года). Это эссе сделало Сталина главным специалистом среди большевиков по национальной тематике — после того, как с ним солидаризировался Ленин. До 1922 года между двумя лидерами большевиков не проявлялось заметных различий в позициях по национальной тематике.

Особо подчеркну время, в которое Ленин и Сталин изложили стратегию национальной политики своей партии, — это был канун и начало Первой мировой войны, когда вопрос о праве наций на самоопределение перестал быть сугубо теоретическим. Государства, включившиеся во враждующие военные блоки Антанта и Тройственный союз, стремились использовать эту идею для ослабления своего противника или его устранения в результате распада. Россия поддерживала сепаратизм балканских народов, входивших в состав Австро-Венгерской империи, которая, в свою очередь, искала вместе со своим союзником Германией уязвимые места в национальном устройстве России. И только Ленин выдвинул идею поражения правительства своей страны и превращения войны империалистической в войну гражданскую. Дело здесь вовсе не в подкупе Ленина, не в «немецких деньгах» и происках некого Парвуса — это пошлая легенда, вроде современной басни о «печеньках на Майдане» в излюбленном ныне стиле теории заговора. Лидер РСДРП (б) вполне рационально и на редкость искренне изложил в 1915 году причины своего интереса к поражению правительства своей страны. Дело в том, что проигрыш в империалистической войне и распад империи создавал наилучшие шансы (в России того времени это был единственный шанс) для большевиков на успех социалистической революции. «Революция во время войны, — писал Ленин, — есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами („поражением“) правительств, а с другой стороны — невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению».

Ленин говорил о поражении не только России, но и всех воюющих государств, поскольку, по его мнению, «во всех империалистских странах пролетариат должен теперь желать поражения своему правительству». Правда, слова о «всех империалистских странах», нельзя трактовать иначе как сугубо риторический прием. Уж Ленин определенно знал, поскольку сам об этом писал в 1914 году, что лидеры и основная масса социалистов Германии и Австро-Венгрии поддержали свои правительства в войне с Россией, следовательно, лозунг поражения своего правительства в тех условиях никак не мог способствовать прекращению кровопролитной войны. Этот ленинский лозунг можно переформулировать иным образом: «Чем хуже для правительства, тем лучше для революционеров».

Итак, лозунг о праве наций на самоопределение был обусловлен не абстрактными гуманистическими мотивами заботы о национальных меньшинствах, а прагматическим стремлением лидеров большевизма к завоеванию власти. Эта цель подразумевала не сохранение империи, как полагал Пайпс, а, напротив, — ее разрушение. Такая цель объясняет категорическое неприятие Лениным и Сталиным в предреволюционное время идей федерализма, направленного на сохранение многонационального государства.

«Мы наш, мы новый мир построим». Вынужденный федерализм

В 1913 году, в работе «Критические заметки по национальному вопросу» Ленин писал: «Но, пока и поскольку разные нации составляют единое государство, марксисты ни в коем случае не будут проповедовать ни федеративного принципа, ни децентрализации». Эту фразу можно трактовать следующим образом: выбрал национальное самоопределение —уходи из многонационального государства, а если в нем остался, то не требуй ни «федеративного принципа, ни децентрализации». В полном соответствии с этой установкой выступал и Сталин. Накануне октябрьского переворота он публикует (28 марта 1917 года) в «Правде» статью, суть которой отражена в ее названии: «Против федерализма». В ней подтверждается радикальное толкование права наций на самоопределение как «право на отделение для тех наций, населяющих известные области России, которые не могут, не хотят остаться в рамках целого» и осуждается враждебная большевикам, эсеровская идея федерализма. Сталин так объясняет свою позицию: «Ибо развитие капитализма в его высших формах и связанное с ним расширение рамок хозяйственной территории с его централизующими тенденциями требуют не федеральной, а унитарной формы государственной жизни». Кто же тогда мог предполагать, что уже через несколько месяцев обоим критикам федерализма придется выступать на III Съезде Советов (10 января 1918 года), том самом, на котором большевики смогли получить контроль над делегатами в союзе с левыми эсерами, никогда не отказывавшимися от своего базового требования — федерализма. На съезде было принято решение подготовки Конституции федеративного государства (Российской Федеративной Социалистической Республики), При этом Ленин должен был изложить основы еще недавно нелюбимых им федеративных принципов, а Сталин, в качестве наркома по делам национальностей, выступал с докладом «О федеральных учреждениях» и их роли в «создании братского союза советских республик России». Это было лишь началом крутого разворота ленинской национальной политики.

По невероятному стечению исторических обстоятельств большевистской партии, которую не поддерживали ни широкие массы (об этом свидетельствовали результаты выборов в Учредительное собрание), ни, тем более, элитарные слои России, удалось к концу 1917 года захватить власть в огромной стране. И почти сразу за этим значительная часть национальных регионов России стала на практике претворять большевистский лозунг о национальном самоопределении как «государственном отделении». Однако идея, изобретенная как инструмент захвата власти, не устраивала партию, захватившую власть. Нужно отметить и то, что новые независимые государства — Финляндия, Польша, Литва и республики Кавказа — вовсе не демонстрировали дружественности к советской России, вступая против нее в союзы либо с Германией, либо со странами Антанты, а в некоторых случаях и с Белой армией. В таких условиях Ленину пришлось радикально менять концепцию «права наций на самоопределение». Новая идея, на мой взгляд, было заимствована, по крайне мере отчасти, у Розы Люксембург, которая в споре с Лениным в 1908—1909 годов бросила фразу о том, что буржуазный национализм узурпировал народное право на самоопределение, поэтому она предлагала исключить это требование из программы РСДРП. Ленин переосмыслил в 1918 году эту подсказку, полагая, что не нужно отказываться от национального самоопределения, а его следует лишь очистить от буржуазного национализма. Поэтому, посылая Красную армию, например, в Эстонию в ноябре 1918 года или в Польшу в мае 1920-го, советское правительство вроде бы и не стремилось к завоеванию этих государств, оно, дескать, лишь помогало народным массам обрести истинное национальное самоопределение. Тот факт, что эстонское ополчение, сопротивлявшееся красноармейцам, почти сплошь состояло из народных масс, не имел для большевиков никакого значения, равно как и массовое сопротивление красным со стороны донского или кубанского казачества.

Сравнительно быстро Ленин, а вслед за ним и Сталин, изменили свое отношение к эсеровской идее федерализма, которая оказалась сочетаемой с «правом наций на самоопределение» (а пусть народы самоопределяются в федерации), а главное, позволяла восстановить контроль центра над, казалось бы, потерянными после сецессии провинциями, — их возвращали в качестве «добровольных» автономий Российской федерации, а затем и республик единого Союза.

Так случилось, что федерализм хорошо соединился с давней марксистской мечтой о мировой революции. К концу 1918 года положение большевиков стало настолько шатким, что единственную надежду на спасение они видели в мировой революции, глава Реввоенсовета Троцкий писал: «Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены«. Как это часто бывало, желаемое казалось действительным, и 1 ноября 1918 года Ленин и пишет соратникам: «…Международная революция приблизилась… на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших». Федерация в этих условиях виделась Ленину как союз народов мира. Позднее, в 1922 году, при подготовке Союзного договора Ленин предложил — вместо выдвинутого Сталиным проекта вступления республик в состав РСФСР — «формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии», резервируя самим названием союза возможность его глобального расширения.

И наконец, большевики не могли отказаться от федерализма, в условиях, когда эта идея была взята на политическое вооружение Белой армией, о чем я уже писал в прошлой статье. Возможно, если бы Белая армия победила, Россия стала бы по-настоящему федеративной страной. Жаль, что проверить это нельзя, а вот крутые повороты советской национальной политики отчетливо подтвердились и впоследствии. Мы это еще обсудим.

Поделиться ссылкой: