На распутье. Ежемесячное обозрение. Декабрь 2011-го
Первые намеки на неустойчивость конструкции появились в марте. Для меня сигналом стали разногласия Медведева и Путина по Ливии, публичные и примечательные самим фактом их «озвучки». Затем из кремлевской обслуги ушел видный путинский идеолог Алексей Чадаев, а вслед за ним и Глеб Павловский. Причем ушли они, хлопнув дверью. Третьим показателем неблагополучия в датском королевстве стала холодная мина Медведева при упоминании Народного фронта. Одновременно началась игра с Прохоровым по созданию либеральной партии.
Лето вроде ознаменовалось регрессом. Президента «сломали», он перестал морщиться, слыша сочетание «ОНФ», но сцементированное единство вело в тупик: провал с «Правым делом» в сентябре и не менее одиозный отказ Медведева выдвигаться на второй срок – ради третьего путинского. По стране пронесся нескрываемый вздох разочарования. Возможно, именно это беспардонное и самоуверенное решение о выдвижение Путина еще на шесть лет и стало решающим фактором в радикализации настроений.
После этого состоялась публичная отставка Кудрина – прямо-таки плевок в лицо премьеру. Стало окончательно ясно, что в верхах царит состояние разброда и шатаний.
Начавшаяся избирательная кампания быстро превратилась в движение по дискредитации «ЕР». На это работал весь Рунет плюс дошедшие до телеэфира рекламные ролики системной оппозиции. Запущенный Алексеем Навальным призыв голосовать за кого угодно, кроме «партии жуликов и воров», оказался в высшей степени эффективным. «ЕР» не получила и 50% голосов. А если вычесть такие специфические регионы, как Северный Кавказ, Татарстан, Башкирия, Мордовия и Кемеровская область, то средний показатель отданных за партию власти голосов по стране будет едва ли не ниже 40%. И это по официальным данным!
Дело ведь не только в случаях фальсификации, не в откровенных вбросах бюллетеней в день голосования. Основное насилие над народным волеизъявлением произошло раньше – когда людей заставляли брать открепительные, участвовать в выборах досрочно, когда запускались сетевые структуры, призванные искусственно увеличить явку – за счет тех, кто обязался отдать голос «Единой России». Иным словами, шла и покупка голосов, и принуждение к голосованию за определенную политическую силу. Административный ресурс работал вовсю, равно как и политическая цензура в основных СМИ. Но это все трудноуловимо, и фиксировать подобное при нынешнем законодательстве очень непросто.
События в ночь подсчета голосов с бесконечными сообщениями о нарушениях и подтасовках и с информацией о том, что у «ЕР» в ряде мест фантастически низкие показатели, буквально взорвали Интернет и на следующий день вывели тысячи людей в Москве на Чистые пруды. Дальнейшее хорошо известно – стихийное движение к ЦИКу, арест Навального, Яшина и десятков их сторонников; еще через сутки – побоище на Триумфальной (я сам был его очевидцем). И как завершение – митинг 10 декабря на Болотной площади, после которого Россия оказалась уже другой страной.
Власть лишь беспомощно защищалась, утратив всякую инициативу. Все ее действия отныне вызывали у людей лишь презрение и смех.
***
Столкнувшись с непредвиденной для них реакцией населения, Путин и Медведев, похоже, решили играть в хорошего и плохого полицейского. Сперва премьер грубо обозвал и высмеял протестующих, сравнив их известно с чем, и обвинил Хилари Клинтон в поддержке действий оппозиции: «Она задала тон некоторым нашим деятелям внутри страны, дала сигнал. Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу… Мы с вами все взрослые люди, и все понимаем, что часть организаторов действует по известному сценарию, перед ними стоят узкокорыстные политические цели». И это еще не всё: «Защитить свой суверенитет мы обязаны, и надо будет подумать над совершенствованием законодательства, над усилением ответственности тех, кто исполняет задачи иностранного государства по влиянию на внутриполитические процессы».
Сразу после его заявлений число зарегистрировавшихся в Фейсбуке для участия в митинге оппозиции увеличилось в разы. Путин продемонстрировал, что он не понимает народа, не слышит и не видит быстрых изменений в массовых умонастроениях. Его упрямые заявления о том, что перевыборов не будет и что государству надо наращивать присутствие в Интернете и на телевидении, еще аукнутся.
Затем настал черед президента. Выступая перед Думой, он демонстрировал иное лицо власти – прогрессивное и готовое к сотрудничеству. Да вот незадача – реформы, объявленные Медведевым, реально начнутся только через пять (!) лет, при выборах новой Думы. А до того нам советуют мирно жить с нынешним парламентом и с президентом Путиным. Предстоящие весной выборы президента также пройдут по старым правилам. И это главное в нынешней ситуации. Люди-то ведь хотят перемен здесь и сейчас, а не там и тогда.
Всё то же стремление обмануть и успокоить рассерженную общественность. Вот только непонятно – на что рассчитывает власть, так грубо «разводя» своих граждан? Ведь уже через несколько месяцев народ поймет, что его провели. И это обязательно вызовет возмущенный взрыв недовольства.
***
Любопытен состав новой Думы. Ее спикером стал типичный бюрократ, бывший сотрудник КГБ, ни разу за всю свою пятидесятисемилетнюю жизнь не замеченный в публичной политике. Факт сам по себе симптоматичный. Равно как и открытие первого заседания ветераном брежневского ЦК, ныне депутатом от «Единой России» Владимиром Долгих. Дележ портфелей прошел мирно, благо в действующей политической конструкции председатели комитетов мало что значат. Само назначение, например, Алексея Пушкова главой комитета по внешней политике означает, что в ее формировании роль Думы предполагается более чем второстепенной. Адвокат Андрей Макаров, памятный по участию в суде над КПСС в 1992 году, сегодня совсем не тот; как представитель «Единой России» возглавил бюджетный комитет – своего рода персонализация политической эволюции последних двадцати лет.
Как и ожидалось, разные подставные фигуры из Народного фронта от мандатов отказались, а их места заняли профессиональные «единоросы». В частности, это относится к депутатам от Тульской и Владимирской областей. Никто не ропщет и не возмущается – избиратели в регионах еще не привыкли спрашивать с политиков по полной, и потому маленькое мошенничество сходит с рук.
Знаковые назначения отмечены и в исполнительной власти: Дмитрий Рогозин стал вице-премьером по вопросам ВПК, а Сергей Иванов возглавил президентскую администрацию. Обе фигуры символичные, показывающие тренд власти. Рогозин славен своей преданностью Кремлю и способностью проваливать порученные дела. В свое время под его чутким руководством провалилось КРО, затем стремительно развалилась «Родина», провалом же закончили переговоры с Литвой по беспрепятственному транзиту российских граждан. Выборы в Мосгордуму в 2005-м Рогозин превратил в скандал, утопив предвыборный список «Родины» своим запредельным национализмом; голодовка фракции «Родина» в Госдуме ни к чему не привела. На посту полпреда в НАТО Рогозин также лавров не снискал. Объяснение тому, что тандем вновь и вновь использует эту персону, только одно: кадровая скамейка у Кремля на самом деле коротка, и в такой ситуации даже всем надоевший деятель кажется находкой. Да, жалка участь тех, если от людей, подобных Рогозину, ждет спасения…
Что касается Иванова, то это блеклый аппаратчик, получивший свою толику известности только благодаря путинскому безвременью, когда с публичной сцены изгнаны все мало-мальски яркие политики. Когда-то Иванов рассматривался как соперник Медведева на пост президента и у части либеральной публики вызывал ужас. Теперь же, когда Дмитрий Анатольевич заканчивает свой президентский срок, ясно, что все страхи и переживания той поры были бурей в стакане воды. Стань тогда президентом Иванов, вряд ли что-то пошло бы по-другому.
Не больше содержания в рокировке Сурков – Володин. Общая психологическая усталость от первого очевидна. В ретроспективе образ «великого и ужасного» Суркова представляется больше порождением журналистской фантазии. Иначе не понять, как такому не примечательному ничем человеку были приписаны столь выдающиеся качества. Подобный администратор мог успешно действовать только в условиях общей апатии и разочарования, а также тотального цинизма и продажности. Любая конкурентная обстановка для таких персонажей гибельна, ибо в открытом состязании они непременно проигрывают.
***
Декабрь ознаменовался возвращением давно забытого понятия –салонной оппозиции. Среди светских людей вдруг стало модным критиковать власть и вообще увлекаться политикой. Жены и любовницы олигархов, светские дивы, модные ведущие и тому подобная публика начали посещать митинги, произносить радикальные речи, всячески демонстрировать свое возмущение несправедливостью, творимой властью.
Сам по себе это весьма позитивный знак – салонная оппозиция неотъемлемый признак нормального, традиционного общества. Значит, Россия прошла этап хаотичной неразберихи, когда никому из «серьезных» людей и в голову не приходило заниматься чем-либо отвлеченным и когда единственной признаваемой формой активностью считалось накопительство. Первоначальный капитал собран, теперь внимание многих представителей элиты обращается на репутацию, на приверженность ценностям. На Западе люди этого склада занимаются спасением лесов Амазонки и помощью голодающим детям в Бангладеш. У нас интерес обратился на проблему смены власти. Что ж, когда в государстве верхушка занята лишь хищническим обогащением, жить в нем совсем тоскливо.
Кстати, многие журналисты сегодня рвутся в политику, демонстрируя почти детский энтузиазм и забывая, что именно они должны скептически относиться к подобным чувствам. Вокруг митингов 10-го и 24-го декабря нагнеталась редкая шумиха, организаторами их выступили в значительной мере работники масс-медиа. Однако обязанность средств массовой информации информировать и анализировать. Массовый приход журналистов в политику в 1989 – 1990 демократическому движению мало что дал. Большинство из них быстро удалили из власти либо заставили отступить от тех принципов, защищать которые эти люди пришли.
С другой стороны, после стольких лет цинизма и безверия служителей четвертой власти энтузиазм в их рядах радует. Если класс настоящих публичных политиков у нас пока не сформирован, то почему бы не выступить в этой роли журналистам, близко стоящим к общественным процессам? Посмотрим, чем обернется эта вторая попытка
***
Следя за новостями о движении «Захвати Уолл-Стрит», я повторял про себя верлибр Бродского:
«Изучать философию следует, в лучшем случае, после пятидесяти. Выстраивать модель общества – и подавно. Сначала следует научиться готовить суп, жарить – пусть не ловить – рыбу, делать приличный кофе. В противном случае, нравственные законы пахнут отцовским ремнем или же переводом с немецкого. Сначала нужно научиться терять, нежели приобретать, ненавидеть себя более, чем тирана, годами выкладывать за комнату половину ничтожного жалованья – прежде, чем рассуждать о торжестве справедливости. Которое наступает всегда с опозданием минимум в четверть века».
Поколение 2011 года, штурмующее цитадели капитализма по всему миру, – поколение непоротое в буквальном смысле, в отличие от поколения 68-го года. Если те борцы за лучший мир еще могли унюхать запах отцовского ремня, то их наследники, рожденные на рубеже 80-х –90-х годов ХХ столетия, даже не знают, что это такое, ибо выросли в эпоху изгнания телесных наказаний из арсенала средств воспитания. Как метко выразился автор одной из британских газет, это поколение, видящее в родителей друзей, а не авторитетов.
Нечего и говорить, что никто из обитателей палаточного лагеря в лондонском Сити или поджигателей в Риме не голодал, не спал на улице, не вкалывал на трех работах, дабы прокормить семью, и, скорее всего, не был жертвой сексуального принуждения. Другими словами, жизненный опыт этих бунтарей ограничен и тепличен.
Как обычно в подобных случаях, отсутствие знаний о реальной жизни с лихвой восполняется самоуверенностью, безапелляционностью, агрессивным продвижением вздорных представлений об экономике, которые не поддержит ни один нобелевский лауреат, даже самых левых взглядов. Что еще опаснее, вожаки движения вбрасывают в массы вполне фашистские идеи о злокозненных и злонамеренных меньшинствах – банкирах и финансистах, которым приписывают (в духе нацистских представлений о евреях) неискоренимые пороки: жадность, сребролюбие, эгоизм и паразитизм.
Демонизация Уолл-Стрит (Сити и т.д.) помогает сплачивать сторонников, ясно указывая им объект для ненависти. Толпы, исступленно скандирующие кричалки против богатеев, – обратная сторона молодежного нонконформизма. Теряя в массе свое лицо, юный человек льстит себе чувством причастности к модному тренду. Не желая учиться и не проявляя ни малейшего интереса к мировому опыту, особенно к трагической истории XX века, участники флеш-мобов и «захватов» банков обречены повторять чужие ошибки, щедро оплаченные кровью.
Тем удивительнее растерянность, проявляемая перед лицом этих неучей общественным мнением Запада. Боясь прослыть защитниками капитализма, ретроградами, людьми несовременными и не политкорректными, журналисты, ученые, политики, биржевики да и простые обыватели лишь беспомощно разводят руками и заверяют общество в своих наилучших чувствах по отношению к участникам протестов. Некоторые наперебой занимаются самобичеванием, обещая исправиться и не раздражать молодежь.
Объяснение этому просто – либеральная цивилизация от рождения припадает на левую ногу. Будучи наследницей американской и французской революций XVIII века, революций социальных и политических, она обречена априорно сочувствовать любого рода социально-политическим протестам. Либеральный Запад видит в бунтарях свои важные ценности, как бы стыдясь собственного конформизма и забвения идеалов. Этот феномен слепого и нерассуждающего прогрессизма в свое время раскрыл французский ученый Франсуа Фюре. Под таким углом зрения остается незамеченным двойной стандарт: можно третировать и презирать профессиональные и социальные группы, хотя аналогичное отношение к группам, например, этническим или сексуальным немедленно клеймится как расизм.
Фюре назвал свою книгу «Прошлое одной иллюзии», подразумевая, что человечество никогда не вернется более к соблазну радикальной левизны, совратившей в свое время множество некрепких умов. Конечно, французский историк поторопился. Перефразировав Мао, можно сказать, что демоны коммунизма будет регулярно выползать каждые два–три десятка лет.
Ну, а за противоядием главному искушению XX века, которого тщетно искал Эжен Ионеско (вспомним его публицистику), ходить далеко не надо. Оно заключается в сохранении трезвости и невозмутимости. Нежелание сливаться с толпой, уважение собственной инаковости – залог поддержания здравого смысла. Как замечал тот же Бродский «презренье к ближнему у нюхающих розы, пускай не лучше, но честней гражданской позы».
***
Вернемся к России и попробуем в преддверии Нового года заглянуть немного вперед. Полагаю, что стихийная массовая активность скоро упрется в институциональную стену. Требования митингующих на площадях, а также протестующих в Интернете окажутся трудно различимой абстракцией. Отвлеченная справедливость вне конкретного политического контекста – плохое средство сплочения для оппозиции, тем более для реализации запроса среднего класса на перемены. Допустим почти не вероятное – Кремль отменяет итоги думских выборов и проводит повторные, а президентом избирают Навального. Что это принципиально изменит? Ничего. Нет ни малейших гарантий, что этот лидер, став главой государства, добровольно поступится хоть частью своих безграничных по действующей Конституции полномочий. Даже если он окажется кристально честным политиком, сам факт жизни в стране, где власть президента не имеет противовесов, будет оказывать блокирующее воздействие на попытки чаемых преобразований.
То, что ориентация на личность, без коренных институциональных изменений, не способна привести к модернизации и реальным реформам, доказал пример ставки демократов на Бориса Ельцина. В итоге он использовал тех, кто поверил в него, для реализации своей президентской мечты, утешаясь в обществе коржаковых-юмашевых. Чтобы упрочить власть, Ельцин позволил провести ряд экономических реформ и создать имитационную демократию с полусвободными СМИ. Ни указ о приостановке деятельности КПСС, ни распад СССР – события сами по себе эпохальные – не повлияли, как выяснилось, на российский политический режим и демократы конца 80-х годов оказались пережили крах надежд. Да, были провозглашены общие принципы новой жизни, однако никто не занялся вовремя конкретной работой по переустройству государственного механизма на всех уровнях. Именно эти недоделки определили вектор дальнейшего развития ситуации, которая за двадцать лет стала тупиковой.
Без кардинальной переналадки государственной машины победа «белоленточников», если даже ее вообразить, окажется, в который раз в российской истории, пирровой. Политические перемены станут необратимыми лишь при изменении Основного Закона. К этому выводу приходит все больше участников демократического движения и сочувствующих ему – от Марии Гайдар до Дмитрия Гудкова. Причем решить задачу необходимо не только максимально эффективно, но и легитимно, с соблюдением прозрачности процедур. Нынешний парламент для этого изначально не пригоден, а наша конституционная система в целом не имеет «защиты от дурака» и не содержит потенциала для саморазвития.
Один из путей – созыв Конституционного совещания (или, если хотите, конвента). Такая форма была бы наиболее компромиссным вариантом как для несогласных, так и для власть имущих. Требование пересмотра Конституции и ее изменения могло бы стать конкретной целью и лозунгом общественного движения, и, вместе с тем, механизмом адаптации правящей элиты к переменам. Исторический опыт ныне процветающих демократических стран вселяет на этот счет оптимизм. Обратимся хотя бы к примеру США и Франции.
Добившиеся независимости от Великобритании ее бывшие североамериканские колонии вначале представляли собой рыхлую конфедерацию: не существовало центрального правительства, не сложились ясно обозначенные отношения между штатами. Затянувшийся кризис переходного периода удалось преодолеть лишь в 1787 году, созвав Конституционный конвент в Филадельфии. Он и выработал основной закон страны, обеспечивший ее стабильное развитие на последующие столетия. Споры между федералистами, антифедералистами, а также представителями разных штатов, длившиеся четыре месяца, позволили в итоге не просто прийти к компромиссу, но и создать текст, который, по словам одного из его авторовЭдмунда Рэндольфа,«мог бы быть применим к любым временам или событиям».
Франция, после катастрофы 1940 года, поставившей точку в истории Третьей республики, едва дождавшись освобождения от оккупации, осознала потребность в новых государственных институтах. На специальном референдуме французы наделили избранное в октябре 1945-го Национальное собрание правами учредительного, поручив ему написание конституции. В мае следующего года подготовленный проект был вынесен на всенародное голосование – и отвергнут избирателями: документ составили в основном представители левых партий, он оказался громоздким и несовершенным. Еще через месяц было избрано новое Учредительное собрание. Оно учло общественное мнение, очередной проект конституции опирался на исторические традиции Франции. Этот вариант был одобрен в октябре большинством граждан (несмотря на протесты Де Голля) и вступил в силу, открыв историю Четвертой республики.
За двенадцать лет ее существования удалось восстановить хозяйство страны, разрушенное в результате Второй мировой войны, и обеспечить невиданный ранее экономический рост. Но Четвертая республика не смогла дать ответ на вызовы деколонизации, и в результате Алжирской войны разразился острейший внутриполитический кризис. С ним справились опять-таки благодаря принятию новой конституции. Возникла Пятая республика, связанная с именем Де Голля; на референдуме был утвержден основной закон, который действует поныне.
Таким образом, в соответствии с национальной спецификой две такие разные страны смогли в решающие моменты истории решать базовые проблемы внутреннего устройства без насилия – с помощью выработки конституционных актов, устраивающих либо все стороны политического процесса, либо большинство населения.
Российский опыт в данной сфере, к сожалению, негативен. Нездоровое соперничество в 1992 – 1993 годах между Конституционной комиссией Верховного Совета и Конституционным совещанием, созванным Ельциным, закончилось кровопролитием в центре Москвы и принятием на весьма сомнительном референдуме авторитарной Конституции. Это был документ, написанный с одной целью – дать гарантии несменяемости режима и созданный не то что без учета мнения оппонентов, но как бы открыто им вопреки. Текст действующей российской Конституции – это декларация победителей в гражданской войне.
Назову несколько положений, которые, на мой взгляд, должны будут содержаться в новой Конституции России.
Необходим возврат к четырехлетнему сроку президентства и парламентских полномочий. Уже сейчас видно, что шестилетний президентский срок не способствует решению проблем, а лишь отягощает их. Парламент должен быть наделен контрольными функциями – необходимо вернуть ему право подбора и утверждения руководства и аудиторов Счетной палаты (несколько лет назад оно было отобрано у Думы и СФ, и без того бессильных). Законодательный орган должен также обладать возможностью наложить вето при назначении министров и других высших федеральных чиновников. В США без согласия сенаторов не могут занять посты несколько тысяч госслужащих, в том числе помощники и советники президента! Не менее важно право при необходимости формировать комиссии по расследованию.
На региональном уровне заслоном от концентрации единоличной власти и в то же время стимулом общественной активности может послужить избрание не только губернаторов, но и других местных чиновников. То же самое относится к муниципальному уровню. В Америке граждане выбирают, помимо губернатора, вице-губернатора, казначея, контролера, прокурора штата.
На распутье нельзя оставаться бесконечно. Но двигаться надо так, чтобы не зайти в очередной тупик.